Читать книгу "Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони"

— А вы не знаете, назвал ли убийца сообщников? Или вам уже не доставляют сведений?

Министр, скорчив неприятную гримасу, пробормотал:

— Не будем преувеличивать! Даже если я догадываюсь, что меня обходят стороной, я пока еще не освобожден от своих обязанностей и у меня не так уж мало преданных мне людей. Узнать о том, что происходит в тюрьмах, не слишком трудно. У меня сохранились друзья в парламенте, который будет судить убийцу. А что касается преступника, то он упорно повторяет все, что сказал с самого начала: он действовал один, потому что Божьему избраннику не нужны помощники, дабы исполнить волю Господа. Несмотря на тяготы заточения, он чувствует себя счастливым... даже при мысли о муках, которые его ожидают. Он убежден, что его наделили сверхъестественной силой. Известно еще, что когда его поместили в особняке Рец, его там навещали иезуиты. Я бы пожертвовал своей бородой, лишь бы узнать, для чего д'Эпернон поместил преступника на сутки в своем доме! Вот и все, что мне известно. Но факт, что убийца приехал из Ангулема, говорит о многом.

— Вы думаете, что герцог...

— Увяз в этой грязи по шею? В этом у меня нет никаких сомнений. Но одно дело быть уверенным, а другое — поймать с поличным. Герцог очень ловкий человек.

— Я думаю, что вы не менее искусны.

— У меня нет его хитрости. Я уж не говорю о ненависти, он ненавидел короля за то, что тот занял трон его обожаемого Генриха III. Но теперь д'Эпернон во власти тяжелейшего разочарования: он предпринял дьявольские усилия, чтобы открыть себе путь к власти, а теперь вынужден наблюдать, как день за днем возрастает могущество Кончини. Страдают не только его амбиции, смертельно уязвлена его гордость. Но вот мы и приехали. Последуйте моему совету незамедлительно. А я постараюсь узнать, где находятся ваш супруг и де Буа-Траси.

Вечером того же дня барон Губерт вернулся к себе в имение, забрав с собой Бибиену, которая была не слишком рада разлуке с Лоренцой, и маленького Николя. Кормилица согласилась уехать только на том условии, что оставляет Париж ненадолго, что в Курси непременно отыщется славная бездетная семейная пара, которая тем охотней возьмет к себе мальчика, что за него будут платить до тех пор, пока он не сможет пойти учеником к садовнику. Барон по-прежнему мечтал увидеть Николя садовником и, надо сказать, успел к нему привязаться.

* * *

16 мая, в день, когда должны были начаться празднества по поводу «торжественного въезда», начался суд над Равальяком под председательством господина де Арлэ. Три дня убийцу допрашивали с пристрастием, но не получили от него сведений о сообщниках даже тогда, когда пригрозили привезти из Ангулема его отца и мать и казнить их. Убийца был по-прежнему преисполнен гордостью, провозглашая, что нанес удар, повинуясь воле Божией, ради спасения французского народа, который, без сомнения, ему за это благодарен.

Однако он несколько растерялся, когда 27 мая его привезли для исполнения приговора на Гревскую площадь, и толпа встретила его появление разъяренным ревом. Цепочки солдат с трудом удерживали это бушующее гневом море, которое немного приутихло, узнав, какой немыслимо жестокой казни будет подвергнут убийца.

Нунций Убальдини отослал Папе Павлу V короткое сообщение о состоявшейся казни: «Привели в исполнение приговор над несчастным, который убил короля. Ему сожгли руку, которая совершила цареубийство, лили смолу и свинец на раны[26], а затем четыре лошади разорвали его на части. Он постоянно твердил, что подвигло его на убийство религиозное рвение, но в конце концов раскаялся в заблуждении, признав ошибку и свой грех, и умер «в святости» и стойко...»

После набожных восхвалений Господу Убальдини делает любопытную приписку:

«Странно, что в частных письмах, датированных 13 маем, доставленных королеве из Фландрии, говорилось, что король Франции был убит...»

За несколько дней до получения послания своего нунция Павел V, давая аудиенцию послу Франции, грустно сказал ему:

— Вы потеряли хорошего господина, а я доброго старшего сына.

Говоря это, Папа не кривил душой. Он, хотя и опасался, что реформированная церковь может широко распространиться во Франции, еще больше боялся гегемонии Габсбургов, не важно, укрепившихся с помощью испанского королевского дома или же благодаря императорскому дому Германии, поэтому он был весьма заинтересован в равновесии между Парижем и Мадридом. Убийство ужаснуло Папу тем больше, что убийца настаивал, будто совершил его во имя религии и церкви. Узнав, что принц де Конде находится уже в Милане и лелеет самые дерзновенные замыслы, Папа отправил к нему аббата д'Омаля, поручив ему отговорить принца от претензий на трон и убедить принести клятву верности Людовику XIII. Надо сказать, что де Конде не слишком противился и внял просьбе Папы Римского.

Во Франции между тем распространялись разнообразные слухи. Прево города Питивье повесился на завязках нижнего белья в камере Консьержери, куда его отправили после того, как, играя в шары в день смерти короля, он заявил о том, что вот сейчас короля убьют. Узнав о его смерти, жители Питивье и его окрестностей заключили с похвальным единодушием, что «смерть этого человека весьма на пользу господину д'Антрагу, его дочери, маркизе де Верней, и всему их дому».

Оставалась еще Жаклин д'Эскоман, но ее отправили в монастырь с суровым уставом еще до того, как Равальяка доставили в Консьержери. И это было к лучшему.

Тем временем тело покойного короля, первого из династии Бурбонов, приготовились доставить в склеп аббатства Сен-Дени.

29 мая гроб из Лувра перенесли в собор Парижской Богоматери. Духовенству собора пришлось вступить в серьезную перепалку с господами из парламента, которые требовали, чтобы гроб был доставлен к ним. Под бесстрастным взором Людовика XIII каноники собора препирались с судейскими. Дело чуть было не дошло до рукоприкладства, но среди парламентских тоже не было единомыслия, счетная палата враждовала со следственной, благодаря чему духовные одержали победу. В девять часов вечера гроб с телом покойного короля занял свое место на хорах, и около него провели ночь в бдении победители-каноники, горожане и беднота.

На следующее утро в сопровождении пышного кортежа, в котором приняли участие принцы крови, церковные иерархи, высшие сановники и придворные, знатные горожане и иностранные послы, переставшие на короткий миг враждовать друг с другом, тело короля понесли в аббатство. Процессия растянулась на улице Сен-Дени, фасады домов на которой были завешены черными полотнищами, а у дверей горели факелы, освещая то герб Франции, то герб Парижа. Народу было так много, что люди едва дышали. И вот, наконец, ворота аббатства Сен-Дени, где монахи королевской обители приняли прах покойного. Погребение было назначено на следующий день, поэтому часть сопровождающих расположилась ночевать в аббатстве, а большинство вернулось обратно в Париж.