Читать книгу "Хроника лишних веков - Сергей Анатольевич Смирнов"

она казалась совсем не страшной.

Сигурд-Омега одной рукой осторожно обхватил трехпалую клешню, направил на себя ее "средний" палец и, холодно глянув мне прямо в глаза, резко отвел в сторону "большой".

Синим, жгучим разрывом нас отбросило друг от друга на края площадки.

Я открыл глаза - зрачки заплыли кляксой, тенью ослепительной вспышки, я не мог различить сквозь нее ни неба, ни земли. Не в силах был я подняться на ноги, не видел я ничего и ничего не хотел больше видеть.

Воин Сигурд-Омега лежал навзничь с холодным, как и раньше, лицом. В груди, куда выстрелила "клешня", чернело, смолисто поблескивая, рыхлое пятно. Из него выкипал пар. "Хватит!" - сказал я себе и посмотрел в чужое небо, надеясь, что ввысь этими струйками пара выкипает душа воина. Однако до Валхаллы ей добраться было не суждено. Боги закрылись в своей цитадели наглухо... хоть и тщетно. Инкарнаполис... Здесь все души уходят только вниз.

Наверху было небо, очень похожее на настоящее, и было, ближе, тюремное окно в стене. Решетка была срезана, я получил приглашение к побегу. Ценой жертвы... хотя на такое слово в этом мире наложено табу.

Я собрался с силами, вспомнил про долг, возникший перед двумя воинами, поднялся на ноги и шагнул, не глядя, ввалился в золотистый туман.

***

4. БУДУЩЕЕ КАК POST SCRIPTUM

Планета Земля - Москва - 3 октября 1993 года

от РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА

Золотистый туман мгновенно свернулся в яркую точку в центре бархатной черноты... и я превратился в луч. Я физически чувствовал себя лучом света и боли, пронзающим небытие...

А потом я превратился в шар, ткнулся во что-то мягкое, повалил это мягкое с грохотом, потом прокатился по чему-то плоскому и твердому и ткнулся лбом во что-то совсем твердое и неуместное. Искры посыпались из глаз, но вскоре я заметил, что искры сыплются и вокруг, в теплых и каких-то угловатых сумерках.

Я вспомнил чей-то вскрик. Мой ли в момент удара?.. Муки и сомнения были прерваны посторонним стоном и беспомощной вознёй поблизости.

Два тощих прямых рога целились в меня - ножки опрокинутого стула. За сиденьем, принявшим положение щита, ворочался и всхлипывал человек.

Картина частью прояснилась: я пронзил границу миров, ядром-снарядом угодил в кого-то, сидевшего на стуле посреди темной комнаты, повалил его, а сам ударился головой об стенку странного гулкого шкафа. Я потрогал шкаф и убедился, что он холодно-железный.

- Кто это? - еле живым русским голосом прошептал человек.

Прошептал явно вовне, за пределами моего мозга.

Сердце мое едва не вырвалось вон... Если это все же не передача мысли - то несомненно Россия! Неужто попал домой?!

Я поднялся, кое-как устоял на ослабевших ногах и нашелся ответить:

- Свой... По всей видимости... Наверно, добрый вечер.

- От... Откуда?.. Кто?.. - Человек продолжал заикаться от испуга.

Я шагнул к нему и хотел было помочь подняться, но он на полу шарахнулся прочь.

Мне опять оставалось быть хозяином положения.

- Мефистофеля вызывали? - вопросил я, стараясь, чтоб было повеселей.

- Кого?.. - Теперь удивления в голосе стало больше, чем страха, так что дело пошло на лад.

Отвратительно воняло горелым каучуком... или резиной...

- Прошу вас не бояться меня, - умеренно продолжил я тему. - Вышло некоторое недоразумение. Окажите любезность, сообщите, какой нынче год на дворе.

- Девяносто третий... - откликнулся мой ошеломленный медиум.

- Не тысяча ли девятьсот?.. - уточнил я, а сердце забилось сильнее.

- Да... - был ответ

- А число? - вытягивал я.

- Третье... Третье октября...

Начало золотой осени. Моя любимая пора!

Итак, семьдесят три года вперед... В сущности, я не испытал сильного волнения по поводу дат, уже сделавшись опытным путешественником во времени... Но помню теперь легкую ностальгическую грусть минуты и предчувствие... предчувствие некой пустоты, бессмыслицы.

- А я, не удивляйтесь, из февраля одна тысяча девятьсот двадцатого года... - сообщил и я. - Проездом, так сказать.

- А почему так? - спросил человек, еще оставаясь на полу с раскинутыми в стороны длинными ногами.

- Как? - в свою очередь не понял я.

- Ну так... - смущенно сказал хозяин этой эпохи. - Без всего...

Ко всему привыкает человек! И я успел привыкнуть - к своим адамовым похождениям. Полагаю, теперь, упав с небес на людную улицу, не сразу возьму в толк, отчего разбегаются дамы и спешат навстречу полицейские.

- Прошу извинить, - сказал я, не замечая в себе никакого смущения. - Таковы издержки путешествий во времени.

И тут меня, наконец, заинтересовали географические подробности.

- А город? - Я вдруг почувствовал себя нехорошо.

- Москва... - был тот самый ответ.

Куда я стремился, летел душой - там-то вдруг стало тягостно, как во сне... когда попадаешь в родное место, зловеще-призрачное, отраженное в кривых зеркалах... Как в псалме Давида: стремилась душа, но не обрела место свое...

- Власть-то у вас теперь какая? - спросил я, теряя всякий интерес. - Большевистская?

- А хрен его знает, теперь не разберешь, - вдруг в тон мне пробормотал человек и стал подниматься на ноги. - Там драчка заваривается... Может, завтра прояснится чего.

Поднявшись, он стал отрешенно, в полутьме, рассматривать меня.

В сумерках черты его были неясны. Впрочем, я разглядел, что он молод, не старше меня, худ, стрижен коротко, невысок и с крупным носом, сально отражавшим заоконные отсветы городского вечера.

- Вы надолго? - совсем буднично спросил он.

- Трудно сказать, - честно растерялся я.

Он тряхнул головой, и глаза его блеснули.

- Так... подождите... - С каждым словом его голос все больше оживал.

Он напряженно посмотрел мне за спину, и я, невольно повернувшись - туда же: на странный неправильный короб, стоявший на столе.

- То есть оттуда, вы сказали?! - услышал я. - Что правда, из двадцатого года?!

Я повернулся к нему. О, какие огромные лемурьи глаза я увидел перед собой в сумерках.

- Ничего себе! - прошептал он и вдруг схватил себя за волосы с такой силой, будто натужился, как