Читать книгу "Спасти обязан - Игорь Викторович Пидоренко"

осторожных. Может, Бог их любит?

Свои обязанности в деле каждый знал досконально. Мне же посоветовали не лезть «поперед батьки в пекло». Хотя по-испански это звучало совсем не так. И мы двинулись к лагерю. Приблизительно за километр остановились и стали подбираться уже на корточках, а кое-где и ползком. Нельзя было забывать о часовом на вышке. Примерно на сто метров вокруг забора из колючей проволоки кустарник был вырублен. Ночью пустое пространство наверняка освещалось прожектором. Территорию лагеря мы изучали во все три имевшихся у нас бинокля. Четыре небольших домика, похожих на наши строительные вагончики, стояли квадратом, с небольшой площадкой посередине. Там возвышался флагшток с безжизненно повисшим флагом. В углу площадки торчала довольно высокая радиоантенна. Один из домиков должен был непременно быть столовой, ведь не на постелях же они едят?

— Скорее всего, вот тот, справа, — толкнул меня локтем Мануэль. — Видишь, труба торчит?

— Думаешь, проволока под током?

— Нет, зачем это им?

Вход в лагерь перегораживал полосатый шлагбаума. Около него под навесом, положив винтовку на колени, клевал носом часовой на невысоком стульчике. На вышке никого не было видно, только торчал ствол пулемета. Присмотревшись внимательнее, я все же разглядел верхушку болотного цвета панамы. Там тоже подремывали. И куда только смотрят офицеры?

Но жара спадала, и в лагере началось шевеление. Солдаты вяло потянулись в столовую. Мануэль шепотом считал их:

— Diez y nueve, veinte…

Девятнадцать, двадцать… Действительно, офицеров имелось только двое. И еще два сержанта были белыми. Остальные — черные. Правильно, юаровцы предпочитают жар чужими руками загребать, зачем им хороший генетический материал тратить? Но питались и солдаты, и офицеры вместе. Демократы, чтоб им. Оставалось надеяться, что хотя бы спят они отдельно.

Ужин длился невыносимо долго. А куда спешить? У нас в бригаде советники тоже сидели за столом по часу и больше. Пили чай, говорили о повседневных делах, о Союзе, если была водка, понемногу выпивали. Потом тут же, за столом начинали играть в «кинга». И так до тех пор, пока не разбредались спать. Здесь, наверное, было что-то подобное.

Невдалеке тянулась серая нитка дороги, уходившая куда-то за горизонт. Она действительно была пустынной. В этих местах даже аборигены не жили. То ли их отселили, чтобы не мешали воевать и не помогали партизанам, то ли сами ушли от греха подальше. А может, их перебили. Для надежности. Цивилизованные люди и вовсе сюда не заглядывали. Отношения между Намибией и Анголой были порушены основательно. Через линию фронта шлялись только партизаны, да вот такие одинокие группки, как наша.

Мы терпеливо продолжали ждать темноты и наблюдать за лагерем. За все время часовой один раз спустился с вышки, справил нужду в маленьком аккуратном сортире, и опять поднялся наверх — кемарить. Из патрулирования вернулся «лендровер». Патрульные — все черные — с гомоном отправились в столовую, а те, кто сидели там, потихоньку стали расползаться по казармам. Там включили радио или магнитофон. «Стив Миллер Бенд» завел свою «Абракадабру».

— Хорошая песня, — шепнул Мануэль. — Кассету бы с собой прихватить.

— Я тебе прихвачу, — погрозил ему кулаком Серхио.

Мануэль сделал серьезное лицо, но я мог поклясться, что если представиться возможность, кассету он непременно стырит.

Нам везло. Офицеры действительно жили отдельно. Вернее, в том же домике, что и солдаты, но с отдельным входом. И размещался этот вход в левом дальнем углу лагеря. Похоже было, что с вышки его не видно. Серхио щелкал фотоаппаратом, снимая лагерь и его окрестности. Мне подумалось, что ждать эти ребята не будут, постараются все сделать сегодня же ночью.

Наконец упала темнота, и на небе высыпали неестественно крупные звезды. На вышке включили прожектор, луч несколько раз обежал по периметру лагеря, потом уставился на въезд и там застрял. Совсем было бы здорово, если бы он так и светил. Но полагаться на это не стоило, должны они были хоть изредка осматривать всю территорию. Мы оттянулись немного назад и укрылись за небольшим холмиком. Предстояло распределять, что кому делать.

— Начинаем в два. Мануэль, вышка за тобой. Пепе, Поль — вы держите казармы с солдатами. Леон и я уничтожаем радиостанцию, потом берем на себя офицеров. Мануэль после вышки занимается часовым у ворот и автомобилем. С остальными знаешь, что делать. Три свистка — сигнал сбора у выезда. Глеб, ты выдвигаешься метров на триста по дороге на юг на случай появления непредвиденных гостей и ждешь машину с нами там.

Это прозвучало почти как оскорбление. Я взвился, но сразу взял себя в руки и опустился на землю.

— Значит, все делом займутся, а я, как идиот, буду на дороге торчать?

В моем шепоте было больше ярости, чем, если бы я кричал во весь голос: «Не пойдет! Я не хуже вас!»

— Пойми ты, — прервал меня лейтенант. — Не можем мы тобой рисковать. Если схватят, скандал на весь мир получится.

— Хрен с ним, со скандалом! Я не для того сюда шел, чтобы отсиживаться в кустах. У меня есть приказ быть с вами всюду, и я его выполню. Все, хватит разговаривать. Что мне делать?

Мануэль тихо засмеялся и похлопал меня по плечу.

— Лейтенант, он действительно хороший парень. Немножко горячий, но яйца у него есть. Не будем его обижать.

Серхио тоже улыбнулся в темноте.

— Ну хорошо, guerrillero sovietico, идешь с нами. С автомобилями обращаться умеешь? Тогда страхуешь Пепе и Поля, потом помогаешь Мануэлю с «лендровером». Да смотрите, выбирайте получше, с полным баком.

Мы еще кое-что обсудили, вернулись на исходную позицию и продолжали ждать, наблюдая за тем, как засыпает лагерь. Музыка еще какое-то время звучала, потом сердитый голос, по-видимому, одного из офицеров, что-то громко приказал на африкаанс, и магнитофон выключили.

— Вот так, — в наступившей тишине голос Мануэля прозвучал неожиданно громко, — порядок есть порядок.

На него зашикали сразу несколько человек.

Время шло. Лагерь затих совсем. Часовой на вышке уже не спал. Изредка прожекторный луч шарил по окрестным кустам, но промежутки между такими проверками становились все больше.

— Maricon! — сказал Пепе в сердцах. — Нет, чтобы совсем оставить свою дурацкую лампу в покое. Мануэль, оторви там ему все, что полагается.

— Оторву, оторву, — буркнул его товарищ.

Мануэль как-то подобрался, сжался внутренне. Ему вскоре предстояло резать живых, хотя и незнакомых людей. Уже сейчас его пальцы непроизвольно сжимали рукоять ножа. Конечно, снимать часовых ему было не впервой, но это всегда, как в первый раз. Сейчас Мануэля трогать не стоило.

И все мы постепенно заводились на бой. Голоса садились, глаза беспокойно поблескивали в темноте. Без особой нужды проверялось оружие, то и дело доставались из ножен ножи, проверялась острота лезвий. Мы нервничали, но это было нормально. Того, кто не нервничает перед боем, кладут первым. Не будь