Читать книгу "Положите ее среди лилий - Джеймс Хэдли Чейз"

для средних умов.

– Сладко она поет, правда? – произнес он грубым голосом. – Так, значит, она хочет убежать и спрятаться? Что ж, у нее это получится. Она спрячется так, что ее никто никогда не найдет, и тебя, мой любопытный друг, это тоже касается.

Я прикидывал, какое расстояние нас разделяет, соображая, успею ли вскочить и броситься на него раньше, чем он выстрелит, но вдруг услышал слишком хорошо знакомый свист опускающейся дубинки, и моя голова, как мне показалось, взорвалась.

Последнее, что я услышал, был истошный, полный ужаса крик Морин.

Глава четвертая

1

Комната была просторная, с белоснежными, как фарфор, стенами и потолком. Окна были закрыты белыми шторами из пластика, лампа с абажуром освещала кровать напротив.

На кровати сидел мужчина. Он читал. У него были тонкие черты лица и высокий лоб, отчего он казался похожим на юного студента, который готовится к экзаменам.

Я несколько минут наблюдал за ним из-под полуприкрытых век, соображая смутно и отстраненно, кто он такой и что делает в этой комнате вместе со мной. В книге, которую он читал, было что-то странное: большой том, набранный мелким и частым шрифтом. И только когда мужчина перевернул страницу, я понял, увидев название главы, что он держит книжку вверх ногами.

Меня нисколько не удивило, что я нахожусь в этой комнате. Я припоминал, что провел здесь уже какое-то время, может быть, дни, может быть, недели. Узкая, высокая кровать, на которой я лежал, ощущалась телом как знакомая, почти как моя собственная кровать в доме на берегу, который казался теперь далеким, словно прошлогодний снег.

Я догадался – хотя никто мне этого не говорил, – что нахожусь в больнице, и попытался вспомнить, не сбила ли меня машина, однако мозг работал плохо. Я не мог сосредоточиться и то и дело переключал внимание на человека с кровати напротив. Мне хотелось узнать, почему же тот держит книгу неправильно, ведь она и без того трудная, чтобы дополнительно усложнять ее чтение.

Сосед по палате был молод, примерно двадцати четырех лет. У него были густые светлые волосы, длинные и шелковистые, а глубоко посаженные глаза из-за тени, падавшей на лицо от лампы, вовсе казались двумя темными провалами.

Внезапно я понял, что он тоже рассматривает меня, хотя и делает вид, будто читает: он то и дело украдкой поглядывал на меня, неспешно переворачивая страницы и сосредоточенно хмурясь.

– Вам будет удобнее читать, если вы перевернете книгу, – сказал я и удивился собственному голосу, прозвучавшему откуда-то издалека, словно я говорю из соседней комнаты.

Он поднял глаза и улыбнулся. Симпатичный молодой человек, типичный студент колледжа, который гораздо лучше управляется с бейсбольной битой, чем с учебником.

– Я всегда читаю книги именно так, – пояснил он, голос у него оказался неожиданно высоким. – Так гораздо веселее и очень просто, когда привыкнешь, хотя требуется большая практика.

Он отложил книгу.

– Ну, как вы себя чувствуете, мистер Сибрайт? Боюсь, вам здорово досталось. Как ваша голова?

Очень странно, но стоило ему об этом сказать, как я почувствовал, что голова у меня раскалывается и на виске пульсирует артерия.

– Болит, – признался я. – А это больница?

– Ну, не совсем больница. Насколько я понимаю, это называется клиникой.

– Что вы хотите этим сказать? Клиникой называют заведения для душевнобольных.

Он улыбнулся и кивнул своей белокурой головой:

– Это и есть клиника для душевнобольных.

Я зажмурился. Думать было трудно, но я сделал усилие. Мне потребовалось несколько минут, чтобы вспомнить посвист опускающейся дубинки, человека в красной майке и истошный, полный ужаса крик Морин. Клиника. Я ощутил, как от этой мысли по спине, как паучки, пробежали мурашки. Клиника!

Я вскочил. Что-то удерживало мое левое запястье, притягивая к кровати. Я повернулся, чтобы посмотреть: на запястье был браслет блестящих никелированных наручников, с резиновой прокладкой. Другой браслет был защелкнут на бортике кровати.

Блондин наблюдал за мной с некоторым интересом.

– Они считают, что для нашей безопасности лучше нас приковать, – пояснил он. – Глупо, конечно, но я не сомневаюсь, что они хотят как лучше.

– Да, – согласился я и лег обратно, снова ощутив на спине паучьи лапки. – Кто руководит этим местом?

– Ну как же, доктор Зальцер, разумеется. Разве вы с ним еще не встречались? Он просто очарователен. Вам он понравится. Он всем нравится.

Тут я вспомнил, как человек в алой майке пообещал запрятать меня туда, где никто и никогда не найдет. Сумасшедший дом, конечно же, отличное, надежное укрытие. Но ведь клиника Зальцера не для душевнобольных. Его заведение предназначено для тех, кто страдает от переедания, так говорила медсестра Герни.

– Но мне казалось, у доктора Зальцера что-то вроде клиники с уклоном в натуропатию, – произнес я осторожно. – А вовсе не дурдом.

– Так и есть, однако имеется отдельный корпус для психических, – пояснил блондин и прошагал двумя пальцами по краю ночного столика. – Обычно об этом не упоминают вслух. – Его пальцы прошлись в обратном направлении. – Родственникам куда приятнее говорить, что вы проходите оздоровительный курс, чем то, что вас заперли в палату с мягкими стенами.

– А у нас такая? – спросил я.

– О да. Стены здесь чем-то обиты. С виду не скажешь, но попробуйте ударить кулаком. Это довольно забавно.

Он свесился с кровати и ударил в стену. Удар оказался беззвучным.

– Мне кажется, это резина. Кстати, меня зовут Дункан Хоппер. Возможно, вы слышали о моем отце Дуайте Хоппере.

Насколько я помнил, Дуайт Хоппер был крупным торговцем на рынке картин, занимался маслом и темперой. Я и не знал, что у него есть сын.

– А я Маллой, – представился я. – Виктор Маллой.

Он склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня.

– Как?

– Маллой.

– Вы уверены? – Теперь он улыбался с хитрецой. – Мне сказали, что вы Эдмунд Сибрайт.

– Нет, Маллой, – сказал я, снова ощутив мурашки на спине.

– Ясно. – Он опять начал вышагивать пальцами по краю ночного столика. Кажется, ему это нравилось. – Но вы не станете возражать, если я буду называть вас Сибрайтом? Блэнд зовет вас Сибрайтом. Доктор Зальцер зовет вас Сибрайтом. В ваших бумагах значится это имя. Я знаю, потому что уговорил Блэнда показать мне их. Там написано, что у вас маниакально-депрессивной психоз. Вы знаете об этом?

Во рту у меня внезапно пересохло.

– У меня… что?

– Маниакально-депрессивный психоз. Осмелюсь предположить, это просто чепуха.

– Именно чепуха. – Я понял, что мне все труднее говорить и думать спокойно.

– Как я рад. С депрессивными так скучно. Мне вы таким не показались, и я так и сказал Блэнду. Но Блэнд такой глупый, совершенно необразованный человек. Он никогда