Читать книгу "Наше счастливое время - Кон Джиён"

– Откуда такие предположения?.. Вы читали статьи про меня?

– Читать читала, но это уже было после первой нашей встречи. Дело вот в чем: у тех, кто не любит матерей, или даже тех, кто рос, не получая материнского тепла, которое так необходимо в детстве для нормального развития, в глубине души какая-то часть остается недоразвитой. Словно ребенок остается недоношенным, и следы этого отражаются на лице… Вот их я и заметила у тебя.

Меня напрягало, что офицер Ли слушает все это, но я решила идти до конца. Теперь-то и он узнает – я совсем даже не замечательная персона. На душе скребли кошки. Я представила, как, придя сегодня домой, он скажет жене: «Ты не поверишь, но оказалось, певица приходила сюда совсем не из благородных побуждений…» Я мимоходом подумала, что, кажется, теперь начинаю понимать, какие страх и горечь испытывают лицемеры.

– Я говорю это впервые. Мой дядя – психотерапевт, но даже ему я никогда не рассказывала об этом. По дороге я размышляла, что именно заставило меня ехать сюда, и пришла к выводу, что хочу выговориться тебе. Мне нелегко признаваться в этом. Однако если мать надолго застрянет в больнице, то мне, по-видимому, придется какое-то время приезжать сюда. Если ты не захочешь меня видеть… я прекращу визиты.

Похоже, офицер Ли, смекнув, в чем дело, изо всех сил старался делать вид, что его это не касается. А Юнсу наблюдал. Казалось, в нем просыпаются какие-то новые чувства, каких до этого я в нем не замечала. И тем не менее его не оставляли сомнения на мой счет: он настороженно вытянул шею и пристально вглядывался, словно олень, навостривший уши и напрягший все органы чувств. По всему выходило, что он все-таки хотел мне верить. Я сглотнула и встретилась с ним взглядом.

– Ты же писал раньше в письме, что это, возможно, последняя твоя весна. И так как для нас обоих она может оказаться последней, мне не хочется обсуждать очередные банальности, о которых вещают достигшие совершенства духовники. У нас ведь нет на это времени. И раз нам довелось встретиться, хотелось бы поговорить о настоящем… Благодаря тебе я впервые по-настоящему осознала: весна приходит лишь раз в году, и следующую встречу с ней придется ждать целый год. Так что, как ты заметил, я почувствовала то же самое. И это двойственное ощущение одного и того же времени года в первый и одновременно в последний раз было для меня открытием. Сезоны непрерывно сменяют друг друга, для кого-то новая весна может не наступить, и поэтому человек проводит каждый день в каком-то томлении и жажде, с постоянно обостренными чувствами… Вот и для тебя эти мгновения, когда соки земли наполняют стволы деревьев и расцветают ярко-желтым незамысловатые кусты форзиции, встречающиеся на каждом шагу, – для тебя все словно впервые. Но сразу после встречи тебе приходится говорить: «Прощай!» Ты не поверишь, но именно благодаря тебе я узнала, что многие вещи, воспринимаемые как должное, существуют не просто так и, возможно, отпечатаются у кого-то в сердце первым и последним воспоминанием… А самое главное, я жаждала смерти, но ты помог мне понять, что я хотела убить не себя.

Юнсу снова насторожился.

– И в чем же, черт возьми, состоит настоящий разговор?

– Пока не знаю. Постепенно появится на свет правда без прикрас. Я не могу говорить тебе только хорошее, как тетя Моника. Она пообщалась с комендантом тюрьмы, и с сегодняшнего дня я нахожусь здесь как член религиозного комитета, поэтому какое-то время придется носить бейджик. Священное Писание я не знаю, молилась в последний раз лет пятнадцать назад, в католический храм с тех пор заходила только во время путешествий по Европе, да и то только чтобы купить открыток. И, как ты мог догадаться, я в этом нисколько не раскаиваюсь… Так-то я художница, но, вернувшись домой, написала несколько картин и устроила одну персональную выставку, а теперь ничего не рисую. И еще у меня звание профессора только потому, что я закончила никудышный университет во Франции, в который поступит любой имеющий деньги. В университете коллеги косо на меня поглядывают, как бы спрашивая: откуда только такие липовые профессора берутся? Студенты же гораздо сообразительнее преподавателей – в их завистливых взорах можно прочитать: «Ясно-понятно, мир так устроен, что в обеспеченной семье и дети с деньгами и связями. Все же знают, она приходится родней самому председателю правления…» И сама про себя я думаю точно так же. В прошлый раз я попала в полицию за вождение в нетрезвом виде, и там предположили, что я псих. Они ошиблись, ведь я не сумасшедшая… А всего лишь безбашенная.

На слове «безбашенная» Юнсу, напряженно сидевший все это время, прыснул со звуком выпущенного из шарика воздуха. Офицер Ли тоже сдавленно засмеялся. Возможно, благодаря этому смеху атмосфера в комнате разрядилась, заиграв яркой весенней желтизной. Теперь и до меня дошло, как это все смешно звучит. Оба проявили явную заинтересованность.

– Три раза я пыталась покончить с собой. В последний раз – этой зимой, поэтому между лечением в психиатрической клинике и посещениями тюрьмы я выбрала второе. И пообещала тете Монике приходить сюда. Другими словами, выбора у меня особо не было. Но это совсем не значит, что я сошла с ума. Просто ненавидела себя и хотела умереть. Из-за того, что в пятнадцать лет…

Я до сих пор не пойму, зачем тогда открылась ему. Но я точно нисколько не колебалась и была решительна и спокойна. Вдобавок он всем своим существом ловил каждое мое слово. И еще, пожалуй, я пошла на это, потому что я могла быть последним человеком в его жизни, с которым он общается, ведь каждый божий день он встречал как последний. Да и был ли в моей жизни кто-то, кто с вниманием прислушивается ко мне?

– …мой двоюродный брат по отцу…

У меня на мгновение перехватило дыхание. Я крепко сжала губы, чтобы справиться с эмоциями. Пронзила нестерпимая боль, словно сердце разрывалось на части. Я прикусила губу в попытке справиться с ней, пропуская через себя.

– …из… насиловал меня. Это случилось, когда я по поручению матери пришла к ним домой. В то время у него уже была жена и даже ребенок.

Впервые я заговорила о том случае сама. Впервые назвала это холодным языком фактов, определением «изнасилование». И если мне и нужно было рассказать об этом кому-то, то лучше поделиться именно с тем, кто проживает последнюю весну. Странно, но между мной и Юнсу было сильное чувство родства, и, по правде сказать, так было с самой первой встречи. Более всего нас объединяло стремление с какого-то момента жизни сесть на поезд смерти, неважно каким образом, под влиянием обстоятельств или по собственной воле. А как только человек начинает желать смерти, все ценности мира сразу же разбиваются вдребезги. Все, казавшееся важным, становится неважным, а казавшееся неважным приобретает новый смысл. Это желание многое искажало и одновременно показывало многое в истинном свете. Смерть противостоит жажде наживы, занимавшей самое почетное место среди ценностей этого мира. Потому что, наверно, именно смерть является единственным средством, способным посмеяться над деньгами, на которых помешался весь мир, заладив: «Деньги, деньги, деньги…» К тому же каждому предстоит умереть. Я верила, что Юнсу сможет меня понять.

Комната словно бы опустела – не раздавалось ни звука. Офицер Ли и Юнсу слушали меня, затаив дыхание. Уже потом я предположила, что Юнсу даже во время объявления судьей смертного приговора был менее напряжен и сосредоточен, чем в ту нашу встречу. Я не задумывалась, как он отреагирует на слово «изнасиловать». Говоря это, я не задумывалась, как он отреагирует на упоминание об изнасиловании. Лишь потом вспомнила, что говорю это насильнику и убийце семнадцатилетней девушки. Однако, к моему удивлению, он молча и внимательно смотрел на меня, показывая безграничное сочувствие, жалость и горечь сожаления о прошлом. Взгляд выражал ужасное раскаяние. Бередя свои старые раны, судя по всему, я затронула и его больные места. И все же я решила идти до конца.