Читать книгу "Русский в Англии: Самоучитель по беллетристике - Борис Акунин"

Пишут, что он рано состарился, к шестидесяти был уже дряхлым стариком. Хворал, попивал, но до последнего дня жил идеями и интересами свободы. Умер после того, как оступился и сильно расшибся (всегда был нескладен, а тут, наверное, еще и нетрезв). Умер в Гринвиче, на руках у своей Мэри.

«Он переделать мир хотел, чтоб был счастливым каждый, а сам на ниточке висел, ведь был солдат бумажный» – это как раз про Огарева.

Наталья Тучкова единственная из персонажей вернулась в Россию и надолго пережила всех мужчин. Оставила о них воспоминания, за что ей большое спасибо.

Грустно всё это. Красиво, но грустно.

Задание

Нужно написать романтическую новеллу – это чуть ли не единственный жанр, в котором поголовная симпатичность населения не кажется противоестественной. Романтизм – это когда очень красивые люди живут очень красивой жизнью. В общем, стопроцентно наш случай. Даже если революционные демократы вам совсем не нравятся, а их убеждения не кажутся вам красивыми, временно полюбите их, станьте ими – мы уже говорили, что писатель должен уметь превращаться в кого угодно.

Пишите так, чтобы у читателя защекотало в носу от приятности и чтобы он на время забыл об ипотеке, а подумал: не бросить ли всё к черту и не уплыть ли в Зурбаган?

Только помните, что переслащивать нельзя. Поэтому в качестве литературного образца мы возьмем не мармеладный стиль главного отечественного романтика Александра Грина, а лукавую насмешливость романа «Что делать», тем более что дух Чернышевского так или иначе витает над сюжетом. Должен сказать, что я люблю это произведение. Мне повезло, что в 9 классе я по лености его не прочитал, ограничившись учебником, и открыл для себя только в зрелом возрасте. Я прямо влюбился в роман – не за проповедуемые в нем нелепости, а за адреналиновость, за обаятельную веру в то, что разум обязательно победит. (На самом деле совсем не факт, но это мы оставим для следующего урока).

Чернышевский стесняется красивостей и поэтому над ними ехидничает:

«Порядочные люди стали встречаться между собою. Да и как же не случаться этому все чаще и чаще, когда число порядочных людей растет с каждым новым годом? А со временем это будет самым обыкновенным случаем, а еще со временем и не будет бывать других случаев, потому что все люди будут порядочные люди. Тогда будет очень хорошо».

В авторской насмешливости чувствуется искренняя любовь и надежда, а это красивее любой гладкописи.

Но проблему избыточного сахара одним стилевым снижением в нашем случае не решишь. Двигатель всякого сюжета – конфронтация. Жизнь скучна, когда боренья нет. А здесь, как в соцреализме, у вас будет очень ограниченное пространство для столкновения: конфликт хорошего с лучшим. Как у Гоголя – милая пикировка «дамы приятной» и «дамы приятной во всех отношениях»: «Сюда, сюда, вот в этот уголочек! – говорила хозяйка, усаживая гостью в угол дивана. – Вот так! вот так! вот вам и подушка!».

Выкручивайтесь, как хотите, но скучно быть не должно. Это, впрочем, обязательное условие в задании каждого нашего урока. Скучной может быть только серьезная литература, беллетристика – никогда.

Плыть иль не плыть?

Рассказ

Чудак

В один из последних дней лета 1857 года с дуврского поезда на лондонском вокзале Ватерлоо сошел молодой человек, в котором сразу угадывался иностранец. Сам он, впрочем, пребывал в уверенности, что выглядит истинным британцем, ибо имел на голове жокейский кеп, а на плечах клетчатый плэд. Никто в Лондоне так диковинно не одевался, к тому же и августовский день был очень жарок. Приезжий, однако, приучил себя не обращать внимания на погодные условия. Нынешний свой наряд он приобрел перед отбытием из Петербурга, в лавке старьевщика на Сенном рынке, потому что в намерения путешественника входило, прибыв в Англию, «совершенно раствориться среди туземцев».

Вокзал Ватерлоо[76]

Оглядевшись вокруг и увидев, что никто в толпе не обращает на него ни малейшего внимания (лондонцев ни иностранцами, ни чудаками не удивишь), молодой человек остался очень доволен.

– Отлично, – бодро сказал он сам себе по-русски. – Ну, а где тут у вас извозчики?

На привокзальной площади в ряд стояли кэбы.

– Фар то «Саблоньер-хотель»? – спросил у возницы русский.

Английский язык он изучал самостоятельно, в день по двадцать слов, и знал их много, но произносил по-писаному. Кучер однако понял, что спрашивают про гостиницу «Саблонье» на Лестер-сквер и назвал иностранцу сумасшедшую цену: шиллинг и два пенса.

Молодому человеку это было все равно, извозчиками он принципиально не пользовался. Зачем, коли есть здоровые ноги?

– Фар? – повторил он.

– Very far.

Кэбмен махнул на север, за реку Темзу.

Русский кивнул, взял покрепче свой несолидный багаж – ковровый саквояжец да ситцевый узелок – и зашагал в указанном направлении широким, быстрым шагом.

Точно так же в свое время он обошел чуть не половину Руси, иной раз отмахивая по пятьдесят верст в день. Миля-другая такому ходоку были нипочем.

Но пора представить этого чудака. В заграничном паспорте № 3338, выданном канцелярией саратовского губернатора, он значился как Павел Александрович Бахметев, неслужащий дворянин, возрастом 29 лет. Рассказывать о нем можно долго, поскольку человек он был во многих отношениях удивительный, а можно и коротко. Довольно будет, пожалуй, объяснить, зачем из сотен лондонских отелей он выбрал незнаменитый «Саблонье». Бахметеву кто-то рассказал, что в этой гостинице, бывая в Англии, останавливается Иван Сергеевич Тургенев. Тому несколько лет, еще гимназистом, Павел Александрович прочитал повесть «Муму», перевернувшую ему душу, после чего твердо и бесповоротно решил посвятить свою жизнь борьбе с рабством. У Бахметева все решения были твердые и бесповоротные, а склад ума методический. Никакая задача не могла испугать его своей огромностью, но он считал необходимым убедиться, исполнима ли она физически. Несколько лет Павел Александрович «изучал предмет» – с этой-то целью, как уже было сказано, он исходил половину отчизны. Ну а вывод, к которому он пришел, – о нем в свое время.

В гостинице «Саблонье» молодой человек взял самый дешевый номер, под крышей, и первое, что сделал, отправил городской почтой письмо по записанному на бумажке адресу. Потом поглядел в окно на оживленнейшую в Лондоне площадь. Она маняще сияла газовыми огнями (уже наступил вечер), но соблазны цивилизации Бахметева не привлекали. Он был любознателен, но не любопытен. Разница между двумя этими свойствами, как известно, заключается в том, что любопытный человек интересуется всем подряд, а любознательный – лишь тем, что ему нужно для дела. Город Лондон для бахметевского дела был ни за чем не нужен.