Читать книгу "Ильич - Сергей Волков"

Серый и Лёнька молчали, внимательно глядя на старушку. Анна Петровна поправила седой локон и продолжила, глядя на книжный стеллаж за спиной Серого — и словно бы в прошлое:

— На следующий день памятник исчез. Папа Капы Вощиловой работал на железной дороге. У них комната была в доме у станции. Сейчас там спортивная школа, знаете, наверное. Мы на следующий день после демонтажа памятника уговорились с Капой уроки вместе делать. Сидим за занавеской, пишем алгебру. И тут отец приходит с дежурства — они тогда, в войну, по суткам работали. А он пожилой уже был, в возрасте мужчина. Мать Капина ему обед собрала, он ест и рассказывает — мол, ночью через станцию тридцать эшелонов прошло на восток, с эвакуированными и всевозможным оборонным имуществом. А мать Капина спрашивает — как же вы при такой загрузке состав с Лениным умудрились отправить? А он и говорит: «Никакого Ленина мы никуда не отправляли. У нас и платформ таких нет, большегрузных, их нужно перегонять из Горького или из Казани». Мать не поняла ещё, переспросила, и он подтвердил — не отправляли Ленина. Тогда она и спрашивает: «А где же он тогда?», и отец отвечает, что это секретная операция — памятник вывезли тракторами за город и захоронили в земле, в тайном месте. Он так и сказал: «захоронили». Помню, мы ещё с Капой переглянулись и обе сделали вот так: тссс! — Анна Петровна приложила палец к выцветшим губам, позволила себе намек на улыбку и закончила: — Вот и вся история. Я давным-давно и забыла думать про этот памятник, да вы вот напомнили сегодня.

— Спасибо, — сказал Лёнька. — А формуляры я прямо сейчас разберу, вы не сомневайтесь.

— Я и не сомневаюсь, — на этот раз без улыбки кивнула Анна Петровна. — И цветы в читальном зале полейте.

Старушка, покачивая седой головой, удалилась. Серый ещё раз посмотрел на газетный снимок. «Двадцать четыре метра! — пронеслось у него в голове. — Сто двадцать тонн… Это же… это…»

Он задохнулся от внезапно раскрывшихся перед ним перспектив и вскочил, опрокинув стул.

— Ты чего, Сергушов? — удивилась Лёнька. — Приспичило? Туалет вон там…

— Я это… случайно. Все, пока, мне пора! — и Серый, сразу же забыв про стул, бросился к дверям, не ответив на Лёнькино запоздалое:

— В семь в «Шахерезаде», помнишь?

* * *

В почтовом ящике через дырки что-то белело. Серый присмотрелся и понял, что это конверт. Он просунул пальцы сквозь щель, ухватил конверт за краешек и вытянул наружу. В глаза прыгнули буквы адреса — мамин почерк, вытянутый, с правильным наклоном. Серый улыбнулся, быстро надорвал конверт по краю, достал сложенный вдвое лист, и прислонившись к стене возле подъездного окна, начал читать:

«Здравствуй, дорогой сыночка Сергуша!

Как ты там поживаешь? Что с работой? Ты писал в августе, что собираешься поехать на Севера́ вахтовиком. Говорят, это очень опасно, многих грабят и даже убивают, когда они едут с деньгами домой. У нашей соседки Галины двоюродного брата так ограбили и из поезда выкинули, здесь уже, под Ростовом. Два месяца в больнице лежал. Так что подумай, здоровье важнее. Хотя деньги они зарабатывают очень большие, почти как коммерсанты.

Мы живём хорошо, с папой ладим теперь. Он все также работает на своём комбинате, но им уже семь месяцев не платят зарплату. Я устроилась в коммерческую фирму менеджером (представляешь!?) по оффису (всегда думала, что это западное слово нужно писать с одной «ф», но наш начальник говорит, что с двумя).

Работа сутки через трое, платят немного, но на еду нам с отцом хватает да плюс ещё его огород выручает, в этом году тыквы сажали, кабачки, баклажаны, помидоры, перцы. Все созрело, я три дня закатывала.

Когда отец получит хотя бы половину зарплаты, мы вышлем деньги на билет, ты сможешь к нам приехать, и мы наконец-то заживём одной дружной семьёй. Этот человек тебя не обижает? Если что — сразу вызывай милицию. Я дура была (прости меня, сыночка!!!), что связалась с ним. Ну да теперь уже ничего не изменишь. Правду говорят: все познаётся в сравнении. Твой отец — очень хороший человек и от добра добра не ищут, я только теперь это поняла. Ты уже взрослый, надеюсь, поймёшь меня и не осудишь сильно за прошлое.

У тебя есть что одеть на зиму? Если нет, напиши, мы пришлём тебе старое отцово пальто. Оно не модное, но тёплое — настоящий драп на ватине. Вы ростом одинаковые, оно тебе подойдёт.

Ну, всё, сыночка, целую тебя крепко-крепко, привет от папы. Пиши нам, не забывай.

Мама».

Серый дочитал письмо, убрал в конверт, и только после этого усмехнулся — как будто до этого мать могла увидеть эту его уверенную, даже презрительную усмешку.

«На Севера́, — подумал он. — Какие нахрен Севера́, туда же за свой счёт ехать надо, а билет двадцать шесть тысяч стоит».

Серый и вправду писал матери, ещё летом, что его одноклассник Виталик Галимзянов вместе с братом начал ездить вахтовиком куда-то не то в Сургут, не то в Мегион, и что он хочет поговорить с Виталиком — деньги-то нужны, а там, на Севера́х, хорошо платят.

Виталик, правда, рассказывал, что в первую «залётку», как это называли вахтовики, они летели на старом Як-40 и сели на дозаправку в Свердловске, ставшем с прошлого года Екатеринбургом, поперёк полосы, выкатившись в поле. Едва не обосравшиеся от страха вахтовики купили два ящика спирта и в аэропорту Нижневартовска их просто выносили из заблёванного самолёта и складировали на мокром бетоне взлётно-посадочной полосы.

Дальше был месяц тяжёлой работы, болота, ночёвки в холодных балках, пьянки и мордобой. «Как в армейке», — пояснил Виталик.

За месяц на Северах одного вахтовика, взрослого мужика из Альметьевска, насмерть задавил на трассе «Урал», другой сломал ногу, когда прыгал с крыши с раскладушкой — типа дельтаплан — и стал инвалидом. Самому Виталику выбили зуб.

Но все эти неурядицы с лихвой окупили в конце месяца, когда вахтовикам выплатили заработанные деньги, много денег.

— Повезло, что нас отсюда толпа была — мы кучей ехали, никто не подлез, — рассказывал Виталик. — Самолётом до Перми, а оттуда поездом. В поезде не бухали вообще, так, пиво взяли три ящика, и всё. Ночью по двое в тамбурах дежурили, чтобы рэкетиры не напали. А пацанов с Уфы обули в Нефтекамске, они почти до дома добрались. В ресторан зашли пообедать, а к ним две шмары подсели. Заказали коньяк «Наполеон», а они туда клофелин подлили. И всё, даже трусов не оставили. Только носки.

У Серого от историй Виталика сводило скулы, точно он съел пригоршню черёмухи, но в то же время очень хотелось попробовать себя в такой вот жизни, жизни настоящих мужиков, которые ночью несут дозор от рэкетиров в прокуренном тамбуре, которые обедают с коньяком и шмарами, просыпаются в одних носках, но не унывают, потому что знают — у них есть денежная работа и верные друзья, прыгающие с крыши с раскладушкой вместо дельтаплана.

«Уже зовёт меня в полет мой дельтаплан, мой дельтаплан, мой дельтаплан…»

Но теперь все изменилось. Теперь — никаких Северов, клофелина и «плацкартных дозоров». Никаких старых драповых пальто. Серый продаст бронзу, купит куртку-пилот и машину. А там можно и предложение Клюкве делать.