Читать книгу "Приключения в стране львов. Приключения в стране тигров - Луи Буссенар"

Ну, а в нравственном плане? Судя по началу, можно было надеяться, что произошла и моральная перемена.

Больная заговорила первая — тихим, ласковым голосом:

— Друг мой, я уж и не думала с вами увидеться… Такая страшная болезнь! Вот мученье-то было!.. Мой друг, я вас не понимала. Я с вами очень дурно обходилась. Можете ли вы меня простить?

Барбантон стоял с покрасневшим носом и с мокрыми глазами и жестоко теребил свою бородку.

— Сударыня… друг мой… дитя мое… Я — старый дурак. Больше ничего. Сказать нужно прямо. Я хотел вести дом по-военному, по-жандармски. В чувствах я разбирался не больше австралийского дикаря. Вы взбунтовались против деспотизма — и правильно сделали. Я ведь тоже вас не понимал… а потом уже было поздно.

— До чего вы добры! Вы себя же обвиняете, взваливаете на себя несуществующие вины!.. Ну, будь по-вашему. Скажу вам одно: я решила начать новую жизнь, если избавлюсь от этой болезни.

— Но ведь опасность миновала… Мне так сказал monsieur Андрэ.

— При этой болезни бывают внезапные рецидивы. Потом… хотя я и очень рада, что вы вернулись, но меня теперь тревожит, что вы можете тоже заболеть.

— Об этом не тревожьтесь, сударыня, — сказал Андрэ. — Фрикэ и ваш муж закалились, совершив путешествие по болотам. Здешние микробы на них не подействуют. С другой стороны, нами приняты всевозможные гигиенические меры, так что едва ли можно ожидать дальнейшего распространения эпидемии. Наконец, мы сейчас уходим из этих мест на юг, машина уже разводит пары, и свежий воздух открытого моря сразу рассеет все вредные миазмы… Сударыня, мы сейчас оставим вас наедине с вашим супругом. Вам, вероятно, о многом нужно поговорить с глазу на глаз. Пойдем, Фрикэ.

— Сейчас, monsieur Андрэ. Но я сперва должен отдать госпоже Барбантон отысканную мною вещь, которой она несомненно обрадуется.

Парижанин вынул из кармана кожаный мешочек, из которого высовывались концы оборванной цепочки.

Он открыл этот мешок и достал из него знаменитый медальон.

— Вот эту вещь я вытащил из желудка змеи в тридцать пять футов длиной. Змея нечаянно проглотила ее вместе с вором, укравшим вещь. Я не открывал медальона, не желая быть нескромным. Да и запирается он, вероятно, с каким-нибудь секретом. Впрочем, это не важно. Не угодно ли вам, сударыня, удостовериться, тут ли билет?

Горячо поблагодарив юношу, который, в сущности, возвратил ей и семейное счастье, и состояние, madame Барбантон дрожащими от слабости руками открыла медальон и простонала от разочарования.

Медальон был пуст. Фрикэ и Андрэ громко вскрикнули. Барбантон остался невозмутим.

— Ну, что же! — сказала больная, быстро сделав выводы. Билет потерян, значит, выигрыш пропал. Лучше не думать об этом. Хотя все-таки жаль: ведь он обеспечивал нам безбедное существование. Ничего, мы будем оба работать — не правда ли, мой друг?

— Элодия, вы превосходная женщина. Уж как мне понравилось то, что вы сейчас сказали — вы и представить себе не можете. Конечно, мы будем работать, если захотим. А не захотим — будем жить на свои доходы. Вам это знакомо?

Он неторопливо вынул из кармана довольно-таки потертый бумажник, из бумажника также неспешно достал сложенную вчетверо бумажку и подал жене.

— Как!.. Билет!..

— 2421. Мой метрический номер, если вы не забыли.

— Вот здорово так здорово! — вскричал Фрикэ. — Как же так, жандарм: билет у вас, а вы все время молчали?

— Я о нем совершенно забыл. Дело было так. Попав к Сунгойе после моего побега отсюда, я узнал, что этот неделикатный негр украл у вас медальон. Будь я на службе, я бы его преспокойно арестовал, но теперь нужно было действовать иначе. Не оставлять же такую ценность у этого скота! На другой же день я напоил Сунгойю до положения риз, чем он был очень тронут и тут же произвел меня в генералы, а я, воспользовавшись его состоянием, открыл медальон, вынул билет и закрыл опять. Вор вора обокрал! Конечно, это был неблаговидный поступок, в особенности со стороны человека, служившего в жандармах, но, принимая во внимание обстоятельства… Наконец, я действовал с самыми гуманными намерениями. Я собирался передать билет вам вместе с моей доверенностью.

— Правда?

— Честное слово. Когда мы прибыли на Фритаунский рейд, я хотел отдать его Фрикэ, прежде чем мы расстанемся, но при виде желтого флага и знаков траура на яхте я обо всем позабыл.

— Теперь все объясняется, — заметил Фрикэ. — И за разбитые горшки пришлось поплатиться одному Сунгойе… Но вы-то, генерал, каков — и везет же вам, однако!

— Правда, Фрикэ, мне повезло, но это в первый раз в жизни и, вероятно, в последний. Мы с женой оба выиграли по одному и тому же билету. Вы, дорогая Элодия, выиграли приличный денежный куш, а я — добрую жену. Разумеется, из нас двоих я богаче, — прибавил с несвойственной ему галантностью бывший жандарм.

От желтой лихорадки все-таки не все умирают. С ней возможна борьба. Но течение этой болезни обычно бывает очень капризно. И лучшее средство — как можно скорее бежать из очага заразы и переместиться куда-нибудь в более холодный климатический пояс или в гористую местность. Само собой разумеется, что главную роль тут играют всевозможные гигиенические меры, в особенности же полное уничтожение всего, с чем контактировал больной.

В борьбе с этой болезнью надо уметь сохранить хладнокровие, самообладание и сосредоточить свое внимание на сопротивлении, чтобы не оставалось времени и возможности предаваться унынию и страху.

В ожидании возвращения матросской делегации с похорон, Андрэ распорядился произвести самую тщательную дезинфекцию яхты сверху донизу, а как только делегация вернулась, "Голубая Антилопа" сейчас же вышла в море, взявши курс на мыс Доброй Надежды.

На следующий же день после отплытия открылся новый случай заболевания, но с таким благоприятным течением, что матросы успокоились. Они нашли, что эпидемия решительно ослабевает.

От Фри-Тауна до Капштадта около четырех тысяч пятисот километров.

Это расстояние "Голубая Антилопа" прошла без всяких приключений в десять дней и по прибытии в Капштадт подверглась восьмидневному карантину. На подобное распоряжение английских санитарных властей не приходилось роптать: оно было вполне уместно и оправдывалось обстоятельствами.

Барбантоны сияли от счастья, точно молодые, которых только что повенчали. У жандарма не было больше никаких причин продолжать охотничий вояж на "Голубой Антилопе". Madame Барбантон плаванье тоже больше не интересовало. Было условлено, что в Капштадте они сядут на первый же пароход, отходящий в Европу.

Прощание вышло очень трогательное. Все члены экипажа, от капитана до юнги, дали супругам слово навестить их в Париже. Барбантон заверил всех в том, что это будет для него настоящим праздником и что он угостит матросов на славу.