Читать книгу "Глоток страха - Анна и Петр Владимирские"

Чтобы понять произведение, не обязательно знакомиться с его автором. Порой даже противопоказано. Но чтобы понять художника, почувствовать его как человека, обязательно нужно изучить его произведения. Значит… Значит, нужно посмотреть мультфильм Ветрова, «История дуба». А вдруг тогда станет ясно, кто и почему его убил? Или хотя бы разгадка приблизится…

Сказано — сделано. Она позвонила Лиде и попросила ее все устроить. И уже через час Мамсуров завел Лученко в просмотровый зал, чтобы дать ей возможность увидеть фильм в полном одиночестве.

На экране короткими точными штрихами нарисовался дуб. Историю дерева, которому исполнилось около тысячи лет, рассказывали рисунки и мужской голос за кадром. Голос посетовал, что дуб не умеет разговаривать, а то бы он мог многое поведать. Вера узнала голос Эдуарда Ветрова, который своей обыденностью, антиартистичностью великолепно оттенял артистизм картины. Когда-то дуб был молодым хрупким дубком, и любая случайность могла пресечь его рост. Его гнули ураганы, бил град, жгло солнце… Мимо деревца быстро сновали ноги в старинной обуви, сами люди были размыты и нечетки. Они — лишь фон, задник сцены, декор истории, а главный герой — само дерево. Люди появлялись и исчезали, звенели оружием, убивали друг друга и погружались в землю, таяли в ней. А дубок креп, рос и становился все сильнее, весело помахивая молодыми листьями — ладошками в зеленых перчатках. Вот он уже могучий дуб-великан, людей почти не видно, они где- то внизу, уже не страшные, мелкие. А внимание дерева сосредоточено на листьях, ветвях, стволе. Он разговаривает с каждой букашкой и птицей, играет дождевыми каплями.

Кожа-кора, сперва молодая, постепенно покрылась морщинами, как лицо старика. Штрихи коры образовали что-то похожее на лицо дуба: глазные впадины, нос, рот… И дерево уже напоминает какое-то странное существо — помесь растения и человека. Дендроид, дубочеловек, патриарх — от него шли волны мощной мужской плодоносной силы, гигантская раскидистая крона обещала покой и защиту. Будничный голос за кадром, делая ударения не всегда правильно, сообщил, что в середине семнадцатого века была страшная засуха, свирепствовала чума, дубу не повезло, часть его кроны буквально истлела на солнце, остались лишь иссушенные безжизненные ветви. Но рядом выросли другие руки-ветви, налились мускулатурой. На стволе появились наросты, огромные наплывы коры. Менялись времена года. Зимой опавшие коричневые листья покрывались причудливым узором изморози. Весной робкие салатовые листочки прорастали из толстых рукавов-веток, точно детские пальчики в шерстяных перчатках. Пичужка щебетала внутри зеленой муфточки, весеннее солнце проблескивало сквозь ветки. Неожиданные заморозки — и молодые листья погибли от холода, увяли, затем потемнели, почернели… Сердце Веры сжималось от жалости ко всему этому, едва рожденному и сразу погибающему от стужи.

Вот благодатная осень. Дуб весь укрыт желудями, это удачный год. Экран закрывает зеленая туча новых молодых листьев и маленьких тугих желудят. А вокруг патриарха уже стоят окрепшие молодые дубы, рожденные из этих желудей, плоть от плоти его… Вот и они крепнут, наливаются мощью, матереют…

Страшной силы буря потрясла дубовое племя. И многовековой вождь рухнул, расколотый молнией, приняв на себя основной удар стихии. Упал, вытянувшись между деревьями и кустами, никого не повредив. Грустно поникли остальные деревья, заиграла печальная музыка. А от могучего упавшего ствола отделился призрачный силуэт, он ушел под землю и тысячей рук обнял корни своих детей, поддерживая ладонями всю дубовую рощу. Голос за кадром тихо, запинаясь, но в то же время и уверенно говорил: если знаешь о бессмертии души, то принимаешь неизбежность смерти как продолжение целостности жизни. И тогда твой путь — не к концу, а дорога из вечности в вечность, к радости познания, к бесконечному обучению принятия мира…

Если б кто-нибудь спросил у Веры, почему по ее щекам текут слезы и при этом она улыбается, она не смогла бы объяснить. Ей ведь просто показали жизнь одного дерева. Но показали так, что ее душа переполнилась одновременно счастьем и горем, увидела жизнь и смерть. Как будто не о дереве этот фильм, а обо всех на свете. Это было что-то совершенно новое, таких фильмов она никогда прежде в своей жизни не видела…

Вернувшись в свой номер, она принялась анализировать. Почему эта «История дуба» так потрясла ее? Кроме непафосных мыслей о жизни и смерти — точной проработкой деталей. Здесь, в фильме Ветрова, они выступали как самостоятельный компонент. Деталь — это часть целого. Кино выделяет эту часть, ограничивает ее рамкой экрана, показывает как что-то художественно завершенное. Деталь работает как самостоятельный художественный образ. И потрясает… Лученко было ясно: фильм этот — не просто анимационное кино. Его будут смотреть и через десять лет с тем же чувством потрясения, что и сегодня. Значит, Ветров создал шедевр. Значит, ей повезло, и тот смешной Пират, с которым было так легко, так весело проводить свободные часы в незнакомом городе, — действительно гений. Она общалась с гением, как если бы ей вдруг удалось походить по Львову в обществе Моцарта или Гоголя…

«Громко звучит», — подумала Вера. Странно звучит, но, в сущности, чем гений отличается от не гения? Может быть, гений — это человек, который не умеет впитывать стереотипы… Ошибка эволюции. Он антисоциален, мимо его сознания как-то пролетают такие всем понятные вещи, как дважды два — четыре, переходить только на зеленый, «е» равняется «эм цэ» в квадрате, при встрече надо здороваться, если яблоко подбросить, оно всегда упадет, и так далее. Вот почему гений делает свои гениальные открытия там, где никто не может: он видит своим чистым, незамусоренным шаблонами взглядом утраченную для обычных людей изначальность. Получается тогда, что гений — это дикарь? Может быть, но с невероятной тягой к созиданию, в отличие от настоящего дикаря.

Вера вспомнила своих приятелей, семью Матюшко, живущих в пригороде. Люди заметили через пару лет азартного скашивания травы, что на зеленом газоне растут умные одуванчики. Они не вырастают выше двух- трех сантиметров, прижимаются к земле, спасаясь от косилки. И расцветают торопливо, в одну ночь, запуская свои парашюты с семенами. Одуванчики умные, они усвоили правила выживания: не высовываться, не выделяться, не рисковать. А гений — это одуванчик, не замечающий косилку. Он не умный, он — просто гений.

И потому его часто скашивают. Его не любят. С ним трудно. Он другой.

Вере показалось, что она нащупала часть ответа. Можно ли убить за такой фильм? Можно ли простить гениальность? М-да… Творение Ветрова-Моцарта она видела, теперь осталось выяснить, кто Сальери. Может, вампир-маньяк тут ни при чем и Ветрова убил кто- то другой?..

Пора было ложиться спать. Она забыла на радостях о своих предсонных тревогах, что ей может присниться очередное убийство. Заснула быстро. Ей приснился Ветров, он держал в руке чашку кофе. Чашка, как в мультфильме, вдруг оживала и… хватала бородатого Пирата за горло. При чем тут горло, ведь он убит кинжалом?.. Черная жидкость из чашки лилась на пол, лужа становилась все больше, больше… Но Вера взмахнула ресницами, и лужа исчезла. Появился блокнот, рука Ветрова принялась рисовать карандашом что-то знакомое…