Читать книгу "Невероятные происшествия в женской камере № 3 - Кира Ярмыш"

Скоро у нее сложились всякие автостопные правила и ритуалы. Например, Аня всегда выезжала в ночь. Это казалось эффективным расходом времени – на дорогу уходили как бы менее ценные ночные часы, а дневные экономились для действительно важных впечатлений. Парадокс заключался в том, что дорога и была для Ани самым важным впечатлением в поездке, но, даже несмотря на это, она не изменяла традиции. В ночных поездках было что-то бунтарское: вместо того, чтобы спать в кровати, как полагается приличным людям, она рассекала на фуре по просторам.

Были в этом, конечно, и минусы – хотя не минусы даже, а скорее дополнительные источники мандража. Например, Аня где-то вычитала, что в среде автостопщиков принято опасаться промежутка с двух ночи до шести утра – мол, водители останавливаются неохотно и можно застрять на трассе до утра. Аня тут же послушно принялась опасаться. В итоге за все поездки с ней этого так и не случилось, но все равно каждый раз, наблюдая из очередной машины, как за окном начинает брезжить рассвет, Аня испытывала облегчение – пронесло!

Были у нее, конечно, и менее экзотичные страхи – ночью все казалось опаснее, чем днем. В начале каждой поездки Аню глодало недоброе предчувствие, что вот теперь точно случится что-то плохое. Ничего плохого, однако, не случалось, и страхи всегда развеивались после первой же машины. Тем не менее Аня неизменно соблюдала технику безопасности: никогда не садиться в автомобиль, где больше одного человека, и никогда не разделяться в дороге, если путешествуешь со спутником.

Довольно быстро она начала сторониться легковых машин. Если с фурами все было понятно – куда они едут, зачем и чего ждать, то с легковыми непредсказуемость была критически высока. Например, однажды ей повстречался молодой парень, сесть к которому на первый взгляд было роковой ошибкой – он был огромный, накачанный, обритый наголо, с забитыми татуировками руками и перстнями на пальцах. Всю дорогу он подпевал группе “Сплин”, кормил Аню пахучими яблоками и вел с ней философские разговоры. В другой раз ей попался изможденный водитель средних лет, который, едва Аня открыла дверь, устало сообщил, что повезет только за минет. Когда долго не можешь уехать, радуешься любой попутке (кроме той, где рассчитывают на минет), но с тех пор остановившиеся легковые машины всегда заставляли Анино сердце екать.

Фура – совсем другое дело, и Аня каждый раз надеялась, что поймает именно ее. Автостоп вообще напоминал ей рыбалку – она испытывала такой же азарт в процессе и торжество в результате. Чтобы поймать фуру, надо было знать места – требовалось найти участок дороги с широкой обочиной без ям, луж, ограждений и знаков. Еще считалось более выгодным стоять после поворота (водители сбрасывают скорость) и после перекрестков (так отсекались машины, едущие в другую сторону). Иногда, чтобы найти подходящее место, Аня проходила несколько километров вдоль трассы – над головой горели звезды и фонари, под ногами валялись бутылки и фантики. Выбрав хорошее место, она начинала голосовать. Когда фуры проносились мимо, даже воздух вокруг сотрясался. Иногда они, проезжая, сигналили в знак приветствия, а Аня махала в ответ рукой. Ей казалось, что машины – одушевленные разумные существа: легковые были юркие и немного зловредные, а фуры – грузные, неповоротливые, но очень добрые. Заставить такую махину остановиться казалось Ане сродни волшебству. Они, однако, останавливались – из-за длинного тормозного пути обычно очень далеко, и Ане приходилось бежать. Подбегая к кабине, она неизменно поражалась, как же высоко у нее находится дверь.

Внутри фур Ане очень нравилось. В зависимости от хозяина они оказывались более или менее уютными: в одних висели шторки и лежал ковер, а в других стояли банки, забитые окурками, и на лобовом стекле покачивалась гирлянда выцветших флажков с голыми женщинами. Первые очаровывали Аню своим сходством с настоящим домом, зато порядки во вторых были намного демократичнее.

Водители тоже делились на две группы – на тех, кто хотел поболтать, и тех, кто молчал как рыба. Вторая категория казалась Ане очень таинственной – она не понимала, зачем они подбирают автостопщиков. Простое человеколюбие казалось ей маловероятной причиной, но других объяснений не было. Такие, впрочем, попадались нечасто.

С первой категорией не было проблем – они обычно сами начинали разговор. Всех дальнобойщиков интересовало следующее: чем Аня занимается, куда держит путь, есть ли у нее парень, отпускает ли он ее в такие путешествия и не боится ли она, что на дороге ей попадется маньяк. “Я-то нормальный, – говорил ей каждый водитель. – Но сейчас опасно, мало ли, на кого нарвешься!”

У Ани тоже был заготовленный список вопросов (куда едете? а куда обычно ездите? а где были дальше всего?), а также один вопрос, который задавать было нельзя – что везете. Несмотря на то что спросить об этом казалось Ане самым невинным продолжением разговора, она быстро уяснила, что водители так не думают. Все они панически боялись грабежей, и попутчик, интересующийся грузом, сразу казался им подозрительным. Разбойничьи нападения на дорогах, по мнению Ани, звучали как что-то средневековое, но, судя по всему, ситуация в мире менялась значительно медленнее, чем она привыкла считать.

Водители ей попадались самые разные – моряк Тихоокеанского флота, афганский ветеран, человек, уверявший, что он потомок древнерусских князей, бывший учитель истории, целая вереница токарей и фрезеровщиков. Все они обсуждали с ней политику, дороги и семейные ценности, поили ее чаем, покупали пирожки и мороженое, а один всучил ей напоследок полведра малины, которой, по его словам, он уже так объелся, что видеть больше не мог. Ни один из них маньяком не оказался (хотя, справедливости ради, пару раз Аня немного сомневалась). Она понимала, что это больше вопрос ее везения, чем высоких моральных качеств всех дальнобойщиков без исключения, но все же ее собственный опыт наводил на мысль, что люди обычно лучше, даже чем думают о себе сами.

Главной Аниной страховкой на случай беды было то, что она никогда не ездила автостопом одна. Во-первых, ей казалось, что этой предосторожностью она задабривает судьбу, а во-вторых, иначе было попросту скучно. Все свои переживания Аня хотела с кем-то делить, без этого они оставались какими-то неполными.

Чаще всего с ней ездила Соня. Она пропустила ту первую поездку в Тулу и очень сокрушалась по этому поводу (как и Аня, она считала автостоп верхом романтики). Ничего больше пропускать она не хотела. Поначалу именно это в ней Аню и привлекло: Соня казалась ей такой же жадной до приключений, как и она сама.

Аня увидела ее в первый же день в университете – они учились в одной группе. Соня сидела впереди за партой, взобравшись на стул с ногами, и грызла карандаш. У нее были вьющиеся каштановые волосы, заплетенные в короткую косичку, а когда она поворачивалась в профиль, Аня видела, что нос у нее немного вздернут. Аня сидела и всю пару рассматривала ее. На Соне была пышная юбка в цветочек и черная толстовка. В этой юбке, и в позе, и в том, как увлеченно она кусала карандаш, было что-то настолько подкупающе непосредственное, что Аня не могла перестать смотреть. Один раз Соня обернулась и тоже на нее посмотрела – прежде чем отвести взгляд, Аня успела заметить, что глаза у нее темные и очень теплые.