Читать книгу "Наследство черной вдовы - Надежда Соколова"

Меня коснулся легкий ветерок — просьба была услышана. Отлично. Просто превосходно.

— Итак, сначала вступление. Как вы знаете, семья Ломарских была проклята из-за ненадлежащего поведения ее основателя. Обиженная на него нимфа, проклиная весь род, заявила следующее: «За насилие платят насилием, за боль — болью. Пока ты и твои потомки не научитесь ценить чувства и дорожить любовью, не будет у вас настоящей семьи». Судя по тому, что все предыдущие браки, мои и моих предшественниц, были неудачными, ценить чувства и дорожить любовью мы так и не научились. А жаль. В нас слишком сильна вера в то, что законы делают нас безгрешными. Следуем им — имеет отпуск грехов. Вот только это не так. Если законы, а есть чувства… — я помолчала, криво улыбнулась. — К чему я это говорю. Древние были не глупее нас, они следовали не только законам, но и воле богов. А эта воля, между прочим, выражается и в появлении на свет родственных душ. И ни одним законом не запрещено оставаться с тем, к кому тебя тянет, с тем, кого любишь. Поэтому здесь и сейчас я выбираю Лорана дель[1] Нортона и своей герцогской волей делаю его своим четвертым мужем.

Я замолчала. Потрясенные сказанным, все собравшиеся молчали тоже.

— Селенира, это…

— Ронара, вы не можете…

— Селенира, послушай!

Еще до моего появления здесь замок получил четкий указ: не давать никому двигаться, пока встреча не закончится, поэтому гомон голосов оставался лишь гомоном. Ни один из возмущавшихся не мог двинуться с места. Но они мне не были интересны. Я смотрела на Лорана: изумление, недоверие, шок, робкая надежда — все эти эмоции одна за другой сменялись на его лице.

Три шага, и вот уже я стою возле своего теперь уже мужа.

— Поцелуй меня, — я сама подставила губы, и Лоран, поколебавшись, приник к ним.

Гомон затих. За нами наблюдали, но меня это не волновало. Я растворялась в любимом человеке, все остальное было вторично.

Тихое покашливание отрезвило и меня, и Лорана. Мы отпрянули друг от друга, повернулись на звук.

Нолрита, в утреннем одеянии, стояла чуть поодаль, практически у входа в зал. Лоран узнал богиню, в его глазах появился страх. Не понимая причин и со своей стороны совершенно не боясь, я ожидала, что же случится дальше, — вряд ли Нолрита появилась здесь просто так.

— Я благословляю этот брак и снимаю проклятие с рода Ломарских, — спокойно произнесла она, — отныне вы больше не черные вдовы.

Фигура Нолриты растворилась прямо на наших глазах. Секунда молчания — и затем дружный вздох. Очень эффектно, что уж и говорить. Теперь все присутствующие в зале до конца жизни запомнят, как к ним снизошла сама богиня.

Тихий смешок послужил мне ответом. Опять мои мысли прочитали. И почему я не удивлена.

— Как ты догадалась? — мы с Кладирой, на следующее утро, проводив женихов и прочувственно помахав им вслед платочками, сидели в креслах в гостиной, неспешно пили традиционный чай, «переваривали» все случившееся вчера.

— О чем? — уточнила я, откусывая пирожное.

— О возможности снять проклятие.

— Я не из вашего мира, не пропиталась вашими устоями, воспитывалась в других условиях. Для меня дико слышать, что из-за «незаконности» рождения с человеком обращаются, как с грязью, — пожала я плечами. — Ты говорила, что предыдущие черные вдовы выходили замуж по любви, но их это не спасало. Муж Селениры, приходивший ко мне во сне, твердил, что нужно сделать правильный выбор. Плюс еще то видение на перевале: трое детей, один из которых — мальчик, слова о богине. В общем, я сложила два и два. Селенира бежала от чувств. «Пока ты и твои потомки не научитесь ценить чувства и дорожить любовью, не будет у вас настоящей семьи», — процитировала я текст проклятия. — Дорожить любовью? Правда? И при этом сбегать в другой мир, чтобы не запятнать честь рода? Звучит глупо, не находишь?

Кладира немного помолчала, затем спросила:

— Ты и правда его любишь?

— Да, — улыбнулась я, чувствуя, как в груди зарождается и разрастается цветок нежности при мысли о Лоране.

— А он тебя?

— Думаю, тоже. Да, пока он может путать нас с Селенирой и свои чувства к нам, но мы с ним только начали наш совместный путь. И я верю в лучшее.

[1] Обозначает принадлежность к артарам.

Глава 42

Не самозванка — я пришла домой,

И не служанка — мне не надо хлеба.

Я страсть твоя, воскресный отдых твой,

Твой день седьмой, твое седьмое небо.

Марина Цветаева. «Психея»

— Милая моя, родная, — Лоран покрывал нежными поцелуями мое лицо, прокладывал губами дорожку к груди, ласково поглаживал живот. Я млела от его ласк, наслаждалась каждой минутой рядом с ним. Его прикосновения заставляли меня трепетать: мягкие губы исследовали мое тело во всех, даже самых потаенных, уголках. Это было… волшебно, незабываемо! А руки… То, что он творил руками, заставляло меня краснеть позже, когда я вспоминала о нашей первой брачной ночи.

Еще не привыкнув к новому статусу жены, я утром несколько секунд соображала, почему Лоран спит в моей постели, а не ушел к себе ночью.

«Жена, — пришла в голову мысль, — я стала женой». Довольная улыбка сама собой появилась на губах. Что ж, я добилась, чего хотела. Теперь, когда богиня прилюдно проявила свою милость к роду Ломарских, мне не страшен был даже императорский гнев.

Несколько дней спустя я узнала из присланного его величеством указа, что нашему роду до третьего колена запрещено появляться в столице. «Дабы не смущать умы наших придворных», — как витиевато выразился император. Я только равнодушно плечами пожала: да ради бога. Вот уж куда никогда не рвалась, так это ко двору. Кладира, правда, недовольство выказала: ей, привыкшей к столичной суете, оказалась не по нраву постоянная жизнь в провинции.

— Зато ты теперь можешь выйти замуж, за того же Цокара, — поддела я ее.

Мы только что закончили обедать, Шарон и теперь уже присоединявшийся к нам за столом Лоран ушли по своим делам, нам же подали чай и сладости.

«Сестра» покраснела:

— Во-первых, он считался твоим женихом, а во-вторых, давно уехал.

— Но перед отъездом многозначительно на тебя посматривал, — напомнила я.

— Селенира! — возмущенно прошипела Кладира.

— Что? — подняла я брови. — Разве ты не хочешь детей, семью?

Несколько секунд молчания, и затем:

— Не знаю. Я всю жизнь училась жить без серьезных сердечных привязанностей, внушала себе, что муж и дети не для меня. И теперь, когда проклятие снято… Я просто… Не знаю! Стара я уже для детей!

— Правда? — удивилась я. — Тут, если я правильно помню, живут до ста двадцати — ста пятидесяти, нам с тобой нет и тридцати. Да и, к тому же, если ты стара, то что говорить обо мне?