Читать книгу "Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом - Джереми Дронфилд"

Разъяренный, сержант Абрахам толкнул Филиппа на землю и начал бить. Потом схватил, беспомощного, за ворот и потащил по густой грязи к траншее, выкопанной под фундамент, до краев заполненной дождевой водой. Пока Филипп в судорогах захлебывался, Абрахам держал его голову ботинком, чтобы тот не мог вынырнуть на поверхность. Эдуард, вместе с другими заключенными, в молчаливом ужасе смотрел, как погибал его брат. Постепенно он перестал сопротивляться, и тело его обмякло.

Обитатели Бухенвальда привыкли к убийствам, ставшим частью их повседневной жизни, и учились по мере возможности избегать такой участи для себя. Однако теперь они негодовали. Новость об убийстве Филиппа Гамбера распространилась по лагерю, словно пожар.

Густав вытащил из тайника свой заброшенный дневник и записал, что Филиппа «утопили, как котенка» и что заключенные этого так не оставят. Эдуард подстегивал их возмущение[208], стремясь отомстить за брата.

Свидетелем убийства, случившегося на строительной площадке, стал по случайности гражданский посетитель лагеря, и поэтому коменданту Коху пришлось зафиксировать смерть в лагерном журнале и провести расследование. Одновременно Эдуард подал официальную жалобу. Он понимал, как сильно рискует. «Я знаю, что жизнью заплачу за свои показания, – говорил он другому заключенному, – но, может, эти убийцы в будущем станут немного сдерживаться из-за страха перед расплатой. Тогда моя смерть будет не напрасной»[209].

Но он недооценил СС. На следующей перекличке всех товарищей Филиппа из команды Шварца, включая Эдуарда, вызвали в главное здание. Их имена записали и всех опросили о том, что они видели. Перепуганные, они отвечали, что не видели ничего. Только Эдуард настаивал на своем обвинении. Остальных отправили обратно в бараки, а Эдуарда отвели на допрос к коменданту Коху и лагерному доктору. Кох уверил его: «Мы хотим знать всю правду. Даю слово чести, что с вами ничего не случится»[210]. Эдуард повторил свой рассказ о том, как Абрахам напал на его брата и намеренно, жестоко его утопил.

Ему разрешили вернуться в свой блок, но позднее тем же вечером снова вызвали и заперли в Бункер – тюремное отделение, занимавшее в главном здании целое крыло. У Бункера была страшная репутация; там происходили пытки и убийства, и ни один еврей еще не выходил оттуда живым. Главным тюремщиком и мастером пыток был сержант СС Мартин Соммер, у которого за мальчишеской внешностью крылся адский опыт, приобретенный за годы службы в концлагерях. Все отлично знали Соммера по регулярным поркам, которые он проводил собственноручно, привязав жертву к пыточной скамье.

Через четыре дня из Бункера вынесли труп Эдуарда Гамбера.

Официально считалось, что он совершил самоубийство[211], но все прекрасно понимали, что Соммер запытал его до смерти.

Но СС и этого было мало. В следующие несколько недель еще трех или четырех свидетелей из команды Шварца вызвали на перекличке и отправляли в Бункер. Там их допрашивали заместитель коменданта Рёдль (любитель музыки) и новый лагерный врач, доктор Ганс Эйзеле. Заключенным говорили, чтобы они ничего не боялись и рассказывали правду. Отлично зная, что это ложь, они продолжали все отрицать. Но молчание их не спасло; всех до одного замучили в застенках.

Густав описал их последовательное исчезновение в своем дневнике; людей уводили в Бункер «и там за них принимался сержант Соммер: даже Лулу, бригадир[212] из Берлина, и (так считает Шварц) Клюгер и Троммельшлягер из Вены оказались среди жертв. Так наше восстание и захлебнулось»[213].

Эдуард Гамбер геройски пожертвовал собой, надеясь, что СС понесет ответственность за свои преступления или хотя бы начнет бояться такой возможности. Однако доказал лишь безнаказанность нацистов и безграничность их власти.

* * *

Тини сидела у стола, за которым когда-то собиралась вся ее семья. «Любимый мой Курт, – писала она, – я очень счастлива, что у тебя все хорошо. Мне очень интересно все, что касается твоих школьных каникул. Представляешь, я тебе даже немного завидую; здесь у нас никуда больше не выйдешь… Как бы мне хотелось быть сейчас вместе с тобой! Нам совсем не оставили никаких развлечений…»[214]

Ограничения в отношении евреев стали еще строже, когда в мае вышла декларация, расширившая предыдущие законы: евреям запрещалось посещать все театры, концерты, музеи, библиотеки, спортивные учреждения и рестораны; ходить в магазины и вообще что-то покупать они могли только в строго отведенное время. Сидеть на скамейках в парке им нельзя было уже давно, теперь же для них вообще закрыли туда доступ. Декларация вводила и новые правила: евреям запрещалось выезжать из Вены без специального разрешения, а также любым способом обращаться к правительству. Распространение слухов о переселении и эмиграции жестоко каралось[215].

Тини до сих пор не прекратила попыток отправить Герту и Фрица в Америку. Но теперь это было еще сложней, чем раньше. Вскоре после отъезда Курта Португалия закрыла проезд по территории страны из-за большого количества эмигрантов, скопившихся в Лиссабоне, а в июне президент Рузвельт остановил перевод средств из США в европейские страны, отчего резко сократилось финансирование агентств по делам беженцев[216]. В первой половине 1942-го только 429 венским евреям удалось выехать в Соединенные Штаты, в то время как визы дожидалось 44 000[217]. Затем, в июле, американские иммиграционные власти объявили недействительными все письма о поддержке[218].