Читать книгу "Рулетка судьбы - Антон Чиж"

– В моем положении об этом можно только мечтать… Вскоре после того, как переехала в этом дом, пригласила ее на чашку чая. По-соседски… Она пришла… Мы разговорились и нашли много общего… Воспоминания юности… Людей, которых уж нет, годов прошедших вереницу… Грехи, которые так и остались на нашей совести… Ну и так далее… Потом она еще раз или два заглядывала…

– Ее сестра тоже у вас бывала?

Мадам Медгурст нахмурила брови.

– К сожалению, Вера Васильевна не сочла нужным зайти на чашку чая… Они такие разные, хоть и сестры… Между ними скандал, вы знаете?

Из этого окна дом Живокини был виден под небольшим углом. Другое привлекало внимание. На улице происходил скандал. Около дома Терновской городовой Оборин, заступивший на пост, подвергся нападению дамы, которая пыталась сбить с его головы шапку. Сквозь двойную раму, заделанную на зиму воском, ее крики почти не долетали. Зато разносились на всю Большую Молчановку.

Пушкин понял, что обязан срочно спасать городового. И честь полиции вместе с ним.

4

Прасковья отняла ладони от лица. Щеки пошли пунцовыми пятнами, глазки покраснели. В них стояли слезы. Настасья взяла ее руку и крепко сжала.

– Прости меня, дорогая, прости… Ужасная глупость… – Она встала и обняла компаньонку. Всхлипнув, Прасковья ответила поцелуем. Мир был восстановлен.

– Вот давно бы так, – сказала Агата. Ей пришлось приложить немало усилий. У Настасьи характер оказался крепче ореха. – Не стоит тратить слезы из-за каких-то пустяков…

– Это все мадам Львова, – проговорила Тимашева с внезапной злобой, что совсем не вязалось с кукольным личиком. – Невозможная и отвратительная…

– Кажется, нам удалось ее провести вчера…

– Нет, мадам Бланш, она все узнала. И теперь мне грозит катастрофа…

Как милы страхи юных барышень. Как много им еще предстоит узнать настоящих. Никто не изменит порядок вещей….

– Катастрофа? – спросила она с удивлением. – Какая катастрофа?

– Пошлет папеньке телеграмму и все расскажет… Как мы играли на рулетке… И еще чего-нибудь добавит… Например, о проигрыше…

– Мадам не видела, как вы… Как Прасковья делала ставки…

Настасья горестно хмыкнула.

– Вы не знаете эту страшную женщину… Она догадается. Или так придумает, – кулачки сжались. – О, как я ее ненавижу! Вот так бы взяла и разорвала на мелкие клочки… – При этом Тимашева дергала крахмальную салфетку. Салфетка трещала. – Так бы и убила ее, задушила, растерзала…

Трудно было ожидать эдакую кровожадность от прекрасного создания. Агата знала, какими на самом деле бывают женщины. И даже барышни… Она мягко забрала ни в чем не повинную салфетку.

– Раз уж я взялась помогать вам, то надо держать слово… Возьмете у меня триста рублей. Даже если ваш папенька приедет, покажете ему деньги. А я засвидетельствую, что вы были со мной, а не на рулетке, засвидетельствую вашу невинность. Поверьте, он меня послушает. – Агата не стал уточнять, почему в этом уверена. Не родился еще мужчина, которым бы она не смогла вертеть, как вздумается… Хотя нет, один родился…

Тимашева только головой покачала.

– Благодарю, мадам Бланш, за ваше участие, но я не возьму у вас денег… Нет, и не настаивайте…

– Но почему же? – тихо спросила Прасковья.

– Я так решила. И хватит об этом. Больше не желаю слушать.

Характеру барышни мог позавидовать мужчина. Такие Агате нравились. Куда больше ей нравилось, что Настасья совсем не годится Пушкину. Если только он окончательно не потеряет голову. Во что верится с трудом: такой отвратительный сухарь не умеет терять головы. Уж если от нее не потерял…

– Тогда чем же вам помочь? – спросила Агата.

– Скажите слово перед батюшкой… И довольно…

– Но где вы возьмете недостающие деньги? Раз такой крайний случай, попросите у этого, как его… Пушкина.

– Вот еще не хватало… Не желаю его видеть… Пусть только сунется – прогоню…

Для Агаты слова эти были как мед мщения: вот уж будет сюрприз чиновнику сыска, если опять явится с поручением от тети…

– Не могу осуждать вас за такую решимость, – сказала она, скрывая тихую радость. – Но деньги сами не явятся…

Тимашева напряженно думала. У барышень сильно заметно, когда они занимаются столь непривычным делом…

– Я знаю, что делать, – сказала она. – Одолжим у тетушки…

– Какой тетушки? – спросила Агата, не сообразив, куда дело клонится.

– У Терновской, – последовал ответ. – Она затащила нас на рулетку, она выиграла кучу денег, вот пусть и поможет племяннице…

Возникла дилемма: остановить бессмысленный поступок или сохранить тайну. Если барышня Тимашева до сих пор не знает, что ее тетка уж третий день мертва, то сказать ей об этом мог – кто? Ответ ясен. Агата не решилась сделать это вместо Пушкина.

– Не думаю, что мадам Терновская даст денег, – только и сказала она.

– Мы хорошо попросим…

– Она слишком бережлива, как я слышала…

– Другой возможности нет. – Настасья пылала решимостью. – Мы поступим умно. Для начала поедешь ты, Прасковья…

– Я? – изумленно проговорила компаньонка, еще не оправившись от слез. – Но как же я? Зачем?

– Затем… Будешь валяться в ногах, умолять, врать, что угодно… Если тетка не сдастся, то тогда уж поеду я…

– Но это невозможно…

– Все возможно! Езжай не откладывая, прямо сейчас.

Тимашева не просила, а отдавала приказ, как хозяйка прислуге. Встав из-за стола, она взяла руку Прасковьи.

– Пойдем посажу тебя в пролетку. – И она дернула компаньонку за собой. – Прощайте, мадам Бланш. Еще увидимся…

Агата не стала останавливать ее. Нельзя остановить несущийся поезд. Она отпила глоток кофе и стала думать, что делать дальше. Размышления были столь глубоки, что Агата не замечала происходящего вокруг.

…В зал зашел дородный господин с золотой цепочкой на животе. Оглядевшись, он заметил мадемуазель, сосредоточенно глядящую в кофейную чашку. Купец Иков (это был именно он) оказался в «Лоскутной» почти случайно, заглянув на завтрак и не имея других намерений, кроме как сытно поесть. Но выходило так, что заглянул очень даже с пользой. Он не стал шуметь или устраивать скандал, а только наблюдал. Иков посматривал за мадемуазель, пока та допила кофе и вышла с решительным видом. Не до конца уверившись, что напал на ту самую, Иков был уверен в другом: она проживает в «Лоскутной».

И теперь никуда не денется.

5

Пришлось встать щитом, чтобы кулаки достались Пушкину, если слова бесполезны. Поначалу растерявшись, городовой уже грозился достать револьвер. Где это видано, чтобы ясным утром на стража порядка налетели подобным образом. Да за такое мало в участок отволочь. И нечего попущение делать: не дама, а собака бешеная. Оборин, разобидевшись, был настроен крайне решительно. Пушкину пришлось приказать ему убраться. Городовой пробурчал, что за такие поступки следует дать трое суток ареста, а не миндальничать, и ушел на другую сторону улицы.