Читать книгу "Иероглиф «Любовь» - Надежда Первухина"

— Замолчите, болтушки! — прикрикнула Хозяйка Люй. — От вашего гвалта у меня голова разболелась. Сестрица Гуан, тебе, как самой старшей и разумной я поручаю заняться этой девочкой. Ее зовут МЭй она немая, но понимает все, о чем говорят. Искупай ее, накорми, подбери одежду. Пусть Мэй покуда побудет у тебя в ученицах, а придет время, и мы решим кто заплатит золотом за то, чтобы сорвать ее бутон.

Сестрица Гуан, та самая красавица в синей кофте поклонилась Хозяйке Люй, а затем присела на корточки перед испуганно застывшей Мэй.

— Не бойся меня, милая девочка, — сказала Гуан. Поверь, тебе будет здесь хорошо.

— У нас здесь все равно что женский монастырь! — засмеялась одна из девиц.

— Да, и мы поклоняемся здесь Священной Похоти! — добавила другая. — Службы служим день и ночь, не вставая с кроватей!

— Перестаньте, — нахмурилась Гуан. — Что за кощунство? Идем, дитя.

Сестрица Гуан отвела Мэй в свою комнату. Здесь все говорило о том, что хозяйка комнаты — женщина, понимающая толк в изящных искусствах. На стенах висели четыре великолепные картины, изображающие цветение сливы, бамбуковую рощу, ветвь сосны и кроваво-красные цветы гардении... Под картинами стоял чайный столик, весь в резных узорах и капельках граненого стекла. За ширмой, украшенной бархатными цветами, стояла широкая кровать красного дерева, убранная так роскошно, что казалось, на ней достойна спать высокородная сановница... Возле кровати располагался небольшой продолговатый шкафчик, а на нем лежала лакированная флейта и цинь — струнный инструмент, звуки которого напоминают плач улетающих от осени журавлей. Мэй засмотрелась на музыкальные инструменты — ей вспомнилось, как матушка иногда по просьбе отца играла на цине длинные нежные мелодии. А еще матушка иногда учила Мэй, как играть ее любимую песню «За далекой рекой». Мотив песни был прост, Мэй быстро выучила его и помнила до сих пор... Сама не своя, Мэй подошла к шкафчику и коснулась струн циня дрожащей рукой.

— Ты знаешь, что это за инструмент? — тут же спросила у Мэй красавица Гуан.

Мэй кивнула. Неожиданно она почувствовала, что больше не может плакать. Всю ее заполняла печаль, но эта печаль не терзала сердца, не порождала горечи и боли...

— Может быть, ты умеешь играть на цине? — снова спросила Гуан девочку. — Впрочем, что я спрашиваю. По твоим глазам все видно. Возьми инструмент, Мэй. Сыграй то, что знаешь.

Мэй взяла цинь так, словно это было гнездо с уснувшими птенцами иволги. Перебрала струны, и мелодия, так долго хранившаяся в ее душе, наполнила комнату.

За далекой рекой,

За неведомой горной грядой,

За последней преградой

И за светом последней луны

Есть блаженный покой,

Есть таинственный сад золотой,

Есть края без досады,

Но отсюда они не видны.

За стеной облаков,

За сверкающим звездным мостом,

За бездонным ущельем,

За покровом святой тишины

Есть края без грехов,

Но никто вам не скажет о том.

Есть края для веселья,

Но отсюда они не видны.

За небесным причалом,

Где крылатая дремлет ладья;

За глухим снегопадом,

За кровью минувшей войны

Есть края без печали,

Без горечи и без вранья.

Есть края, где нам рады,

Но отсюда они не видны.

— О Небесная Канцелярия! — всплеснув руками, тихо воскликнула красавица Гуан. — Дитя, ты поражаешь меня в самое сердце! Знаешь ли ты, что сыгранная тобой песня давно запрещена указом государыни Шэси? Запрещена, как и многие другие песни, стихи, картины! Хорошо, что мы сейчас одни и здесь некому нас подслушать, не то не сносить бы нам головы! И хоть песня «За далекой рекой» была самой любимой песней моего детства, ради всего, что тебе дорого, никогда больше не играй ее. Если хочешь, чтоб мы остались в живых.

Мэй кивнула и положила цинь на место. Поклонилась, приложив руку к сердцу, — это был известный жест с просьбой о прощении.

— Ты ни в чем не виновата, я не сержусь на тебя, дитя, — смягчив свои слова улыбкой, сказала Гуан. — Просто ты меня напугала. Я не ожидала, что столь юное создание имеет способности к музицированию. Все-таки ты не из простолюдинок! Что за тайны хранит твое сердце? Как жаль, что ты не умеешь говорить!

Мэй в знак согласия склонила голову.

— Вот я глупая-то! — воскликнула Гуан. — Теряю время на запрещенную музыку и болтовню, вместо того чтобы искупать тебя и накормить. Ведь ты наверняка сильно устала с дороги. Идем-ка сюда.

Гуан отодвинула плотную занавеску, и оказалось, что рядом с ее спальной комнатой располагалась другая, поменьше. Здесь стоял изящный туалетный сто1Ик с овальным зеркалом из полированной бронзы, из красиво обтесанных камней был сложен очаг, в котором ярко пылали душистые сосновые поленья, а еще половину комнатки занимала круглая бочка для омовений и большие медные сосуды с водой.

Гуан согрела воду и сама выкупала Мэй. При этом она не переставала удивляться тому, какие у девочки маленькие ступни.

— Ты просто как фея горного ручья! — улыбалась она девочке. — Такую красоту жаль продавать даже за все золото мира!

Мэй недоуменно поглядела на красавицу Гуан. Что значит — продавать красоту? Меж тем девушка помогла Мэй вытереться и одеться в теплую кофту и юбку на ватной подкладке, причесала ее роскошные волосы и уложила их красивыми волнами.

— Вот так, — удовлетворенно сказала Гуан и подвела Мэй к зеркалу. — Теперь ты совсем принцесса.

Мэй вздрогнула и посмотрела на себя в зеркало. Нет, глупости, она вовсе не выглядела принцессой! Во дворце ее наряды были в тысячу крат роскошнее! Но был ли дворец, были ли те времена, когда ее имя звучало иначе? Или это — лишь грезы, отравляющие жизнь?

— Идем ужинать, — сказала Гуан. — Ты, верно, проголодалась? А за ужином я расскажу тебе, куда ты попала и какие здесь у нас порядки.

На ужин Гуан подала соевый творог со сладким соусом, пирожки-баоцзы и отварной курятины, приправленной имбирем. К тому же у нее нашлось и легкое вино, и сладости, и душистый красный чай. Мэй поначалу ела с удовольствием, но от рассказа красавицы Гуан ей ни еда, ни вино не стали в радость. Многое из слов Гуан девочка не поняла, но кое-что…

— В нашем городе улица, на которой все мы живем хорошо известна, — говорила Гуан, прихлебывая крепкий чай. — Она называется улицей Всех Желаний, а еще улицей Диких Орхидей. Мы живем на этой улице безотлучно, почти никогда не выходим в город, то, что нам нужно: припасы, ткани, украшения, — приносят служанки, а еще дарят гости, которые навещают нас. Наша госпожа — Хозяйка Люй, та женщина, что привезла тебя сюда. Мы все ей подчиняемся, как воины — военачальнику. И то сказать, хоть Хозяйка Люй и кажется порою суровой, она заботится о каждой из нас так, как и родные матери о нас бы не позаботились! Так что, Мэй, относись к Хозяйке Люй со всем почтением, на какое способна.