Читать книгу "Стоит только замолчать - Джесси Болл"

Выдумывание преступления – не исключительно удел преступных умов, поскольку тут, в сущности, вообще не идет речь о каком-либо преступлении. Основные действующие лица, как потерпевшие, так и исполнители, – соучастники происходящего. Некоторые утверждают, что (в естественной среде) именно так всегда и бывает. Здесь мы не соглашаемся с таким утверждением и не декларируем его. Здесь мы просто говорим: все действующие лица “выдуманного преступления” – члены ячейки, созданной с целью организации “выдуманного преступления”, и все они в курсе затеи, в которой участвуют. Единственным исключением может быть (и должен быть) признавшийся, если он – человек второго типа (см. выше).

Преступное деяние должно быть таким, чтобы повлечь за собой колоссальный страх среди населения в отсутствие серьезных оснований для такого страха. Иными словами, порождаемый страх должен быть архетипическим, он не должен иметь подлинной причинно-следственной связи с преступлением. Страх должен быть инспирирован. Какая-либо прямая связь между страхом и фактом преступления могла бы послужить своеобразным нарушением и оказалась бы, по завершении всех событий, подлинным преступлением, за которое действительно следует наказывать.

В члены ячейки годятся те, кто способен долгое время держать язык за зубами и строго хранить тайны. Собрать таких людей – главная трудность, с которой сталкивается любой организатор, создавая такую ячейку. Это самая большая загвоздка, когда этическая проблема, для борьбы с которой формируется ячейка, – нечто по определению расплывчатое и крайне заковыристое.

В этих целях: рассмотрим признание.

Признание и идея признания

Ядро проекта, осуществляемого нами, человечеством, то есть ядро общества – привычка наделять общее мнение властью, которой у него быть не должно.

Вот что мы имеем в виду: если один человек варит суп, явно невкусный суп, а другой человек пробует суп с края ложки и говорит первому: “Суп вкусный”, то отныне суп считается вкусным. Он признан вкусным. Он выполняет свое предназначение в качестве супа. Общее мнение по вопросу супа: суп вкусный. Может быть, его снова сварят по тому же рецепту. Другие люди, рождающиеся на свет, возможно, с затаенным легким сомнением в своей способности твердо судить о качестве супа… они слышат, какая оценка дана супу. Они пробуют суп и понимают, что он вкусный. Они не оценивают суп сами – такой власти они не завоевали, – а скорее прислушиваются к изначальному общему мнению.

Когда человек совершает преступление, в справедливом обществе за это надлежит привлекать к судебной ответственности только в случае, если доказательства преступления можно узреть. Никакие воображаемые документы – то есть документы, принадлежащие исключительно к сфере человеческого сознания, существующего отдельно от мира, – не должны использоваться в целях судебного преследования или вынесения обвинительного приговора.

То, что мы, будучи людьми, верим, что видим то, чего не видим.

То, что ради вышесказанного мы готовы поставить на кон свою жизнь и репутацию.

То, что мы, будучи людьми, верим, что совершили то, чего не совершали.

То, что ради вышесказанного мы тоже готовы поставить на кон свою жизнь и репутацию.

Леди и джентльмены, очевидно, что машина правосудия не способна докопаться до всех мотивов. Она не способна обнаружить все доказательства. Мир вообще по своей природе таков, что все доказательства исчезают бесследно, иногда за какие-то минуты. Мир вообще по своей природе таков, что это бесследное исчезновение доказательств не (всегда) происходит злонамеренно или умышленно. Мир просто обновляется. Хаос и порядок поочередно поднимают голову, в обличье двух ветров, расцарапывающих друг другу щеки.

Раз все так устроено, довольно скоро (на заре существования законов) было установлено, что при стремлении к справедливому воздаянию за преступления можно раздобыть один элемент, элемент, дающий свободу рук. Этот элемент, дающий свободу рук, можно подразделить на две части:

1. Первая: показания очевидцев.

2. Вторая: признание.

То, что человек что-то видел своими глазами, – то, что видел “он”, или то, что видела “она” – давно признано частью судебной процедуры, однако это никогда не занимало то почетное место, которое занимает нынче, а главная причина в том, что никакое мнение любого физического лица никогда не внушало уважения исключительно в силу того, что физическое лицо – это физическое лицо. Иначе говоря, в прежние времена статус кого-либо как представителя рода человеческого не наделял его полноценными возможностями одновременно утверждать что-то и служить доказательством этого чего-то.

В прежние времена люди добывали такие доказательства нижеследующим образом – взывали к богам.

Содействие богов затем проявлялось на практике в ходе различных испытаний: испытание поединком, испытание огнем, испытание водой. Таковы были доказательства в те времена. Обвинение или заявление, звучавшие из уст физического лица, не были доказательствами.

Между тем обычно всегда происходило так, что человек, готовый признаться в некоем преступлении, мог быть признан совершившим это преступление. Такой подход неверен: вы не можете знать, что человек действительно обладает правдивыми познаниями о чем-то, особенно в связи с тем, как эта правда влияет на него/нее. Наши познания о нас самих – самые ненадежные из наших познаний. И все же мы обычно так рьяно отстаиваем свои личные интересы, что вывод “человек, считающий более невозможным отстаивать свои личные интересы, наверняка виновен” слывет эффективным. Иначе отчего он/она не продолжает клясться, что невиновен/невиновна?

Признания считаются действительными преимущественно при вынесении оценок по принципу, согласно которому эффективность важнее истины.

Все реальные обвинительные приговоры должны опираться на научное исследование, результаты которого могут быть воспроизведены (а их воспроизводимость должна быть доказана). Ни один конкретный человек не должен принимать ни малейшего участия в следствии по своему предполагаемому правонарушению или в суде над собой по обвинениям в оном правонарушении. Мир сам должен предъявить все подробности и все доказательства. Если таковые доказательства отсутствуют, то преступление не может быть неоспоримо доказано, и человека не должно признавать виновным и наказывать.

Дзоо и как это происходило на деле 1

[От инт. Это была самая свежая из записей. По моему предположению, предшествующие листки представляли собой давнишние заметки, сделанные Сато Какудзо еще до Исчезновений в Нарито, а вероятно, даже еще до отъезда из Сакаи. Этот текст, напротив, был написан, возможно, прямо в том же году, когда я его получил, или примерно в те же годы, когда последние вздохи по поводу Исчезновений в Нарито давно уже забылись. Какудзо начинает эту запись с окольного намека на дату, но неясно, можно ли ему доверять.]

Недобровольное участие Дзито Дзоо