Читать книгу "Последняя картина Сары де Вос - Доминик Смит"

Марти задумывается, удерживая во рту сигарный дым.

– Хороший вопрос. Не ваш ли преподаватель, с которым я разговаривал на банкете? Помню много твида.

– Это не сильно сужает поле для догадок.

Они оба смеются, и Марти записывает себе очко в плюс.

– Вы из Австралии?

– Спасибо, что не сказали «из Бостона».

– Ничуть не похоже. Откуда конкретно?

– Из Сиднея. Но до приезда в Америку я несколько лет жила в Лондоне. Училась реставрации, здесь занялась историей искусств. Вы знаете лондонский Институт Курто?

– Конечно, – отвечает Марти, хотя не уверен, что слышал это название раньше, и, чуть помолчав, продолжает: – В четверг вечером у Торнтона и Моррела будет аукцион по старым мастерам, и я там кое-что себе присмотрел. Может, встретимся перед аукционом, и, если все будет хорошо, вы станете моим доверенным советчиком?

– Замечательно.

– Я пришлю за вами машину ровно в четыре. Какой у вас адрес?

– Не надо. Я доеду на метро или на автобусе.

– Я настаиваю.

В трубке слышен треск – наверное, его собеседница крутит провод.

– Хорошо.

Она диктует адрес, Марти записывает.

– Тогда доброй ночи, мистер Альперт. Спасибо, что позвонили. Жду встречи.

– Пожалуйста, Элли, называйте меня Джейк.

– Хорошо.

Марти кладет трубку и понимает, что все это время не сводил глаз с фальшивки. В слабом свете тени кажутся размытыми очертаниями, едва различимыми на чуть голубоватом льде и снеге. Марти думает, как ей удалось написать нечто настолько прозрачное, почти нездешнее, и на краткий миг чувствует одно лишь восхищение.

Амстердам

Май 1637 г.

Питер де Гроот идет на распродажу имущества, устроенную Гильдией святого Луки. Он в городе по делу, но в порту случилась задержка, и надо было как-то убить три дня. Только-только светает. Он идет по Кальверстраат, ища адрес, указанный в объявлении. Ночной дозор с трещотками и собаками расходится по домам, фонарщики наливают масло в фонари на горбатых мостиках над каналами. Нужный дом, когда Питер де Гроот его находит, оказывается втиснут в тесный проулок между живописными мастерскими, кузницами и двумя сомнительного вида тавернами под названием «Голодная кошка» и «Хвост льва».

В доме множество темных комнатенок, все на разных уровнях. Худощавый человек, который представляется Теофилусом Тромпом, служителем гильдии, ведет Питера по крутой неосвещенной лестнице. Покупатели и любопытствующие уже собрались в мансарде, отведенной под распродажу. Сюда снесли мебель, свадебные подарки, постельное белье, картины без рам. Полотна расставлены по тематике, на мольбертах и вдоль стены – марины слева, пейзажи посередине, натюрморты справа. Покупатели тихонько ходят, рассматривая товар. Некоторые совещаются между собой, и становится понятно, что они давно знакомы и уже не раз заключали соглашения перед аукционами. Питер гадает, будут ли желающие на натюрморты с тюльпанами. После нескольких лет тюльпаномании рынок с грохотом обвалился. Это произошло в феврале. В годы бума, когда каждый портной и стеклодув бросился спекулировать фьючерсами, Питер де Гроот остался в числе немногих голландцев, устоявших перед опасными поветрием. «Вот как корабль устроен, я понимаю», – говорил он знакомым. Он знал логику шпангоутов, носа, парусов и никогда не вкладывал денег в то, чего не мог объяснить жене и детям. Ставить на цветок, который еще не расцвел, было для него все равно что ставить на движения облаков.

Он присмотрел одну конкретную марину – застигнутый шквалом корабль среди пенных волн. На горизонте сквозь облака пробивался свет, и для Питера это было намеком на вечное спасение. Моряки не утонут. Море свинцовое с прозеленью – Питер видел такие грозные воды в Атлантике в бытность корабельным плотником. Наконец появляется аукционист, близорукий, со стопкой бумаг в перепачканных чернилами пальцах. Он желает сперва продать домашний скарб и начинает скучным голосом объявлять лоты. Питер, просто для затравки, покупает стойку с тремя тростями. Его дом под Роттердамом стоит на огромном участке, и гости часто любуются его молуккской тростью. Другой покупатель забирает почти все кастрюли и миски – возможно, в подарок молодой жене, начинающей вести собственное хозяйство. Прежде чем аукционист успевает перейти к живописи, кто-то из покупателей говорит:

– Ни одно полотно не подписано.

Служитель гильдии осторожно кивает и говорит, тщательно выбирая слова:

– Хотя художники получают разрешение подписывать картины и держать мастерские, картины нельзя продавать вне уложений гильдии.

Из дальнего конца комнаты доносится:

– Должны ли мы понимать, что художник оставил долги перед гильдией?

Служитель смотрит перед собой, поджимает губы и бросает взгляд на аукциониста. Тот начинает быстро перебирать бумаги и называет следующий лот. Первыми уходят натюрморты с тюльпанами – их все скупает слуга, представляющий на аукционе своего хозяина. Головки тюльпанов ярко горят на солнце, роскошный букет в великолепной гостиной – на взгляд Питера, они все равно что портреты демонов. Когда дело доходит до марин, Питер быстро поднимает руку. Шаг торгов десять гульденов. Руку поднимает седой старик с трубкой во рту, судя по виду – отставной шкипер, который до сих пор просыпается к первой вахте. Питер перебивает цену и покупает картину дороже, чем она стоит. Отставной шкипер потягивает трубку, стараясь не глядеть Питеру в глаза, и покупает мрачную сцену с выброшенным на берег левиафаном, которого крестьяне рубят топорами, складывая жир в ведра. Аукцион продолжается примерно час. К концу за окнами уже светло. День жаркий, в мансарде душно, пахнет табаком и масляными красками. Аукционист раскладывает вещи на кучки – у каждой лежит листок с именем покупателя, упаковывает картины в материю. Питер выходит поискать, где бы спастись от духоты.

Он попадает в соседнее маленькое помещение, судя по виду – мастерскую художника, и распахивает ставни на большом окне под брусом для поднятия грузов. Вероятно, раньше тут хранили припасы, но сейчас комната выглядит так, будто художник только что вышел по какой-то мелкой надобности. На столе теснятся бутыли и каменные ступки, в глиняном горшке стоят кисти и мастихины. На полке – пигменты, масла, растворители. Под окном Питер замечает накрытую тряпкой картину. Сперва он думает, что служитель гильдии припрятал что-то для себя, некое сокровище, многократно превосходящее все в соседней комнате. Однако, когда он снимает тряпку и оглядывает полотно, его посещает другая мысль: возможно, картину хотят отправить в архив гильдии, дабы избежать скандала.

Питер поворачивает картину, чтобы рассмотреть ее в свете из окна, но так она слишком сильно бликует. Он снова разворачивает ее, прислоняет к стене, несколько долгих мгновений стоит, зачарованный необычностью сцены. Питер никогда особо не задумывался о картинах и том, что они хотят сказать. Он знает о Рембрандте и дельфтских мастерах, слышал россказни о портретистах, которых приглашают во дворцы. Однако до сего дня художники для него были все равно что каменщики и граверы – люди, зарабатывающие на жизнь своим ремеслом. Эта картина совершенно иная, настолько нездешняя, что как будто исчезает при свете дня. Мальчик, за которым бежит собака, машет рукой, его шарф – не больше чем желтая закорючка, обрезок лимонной кожуры. Босоногая девочка, упираясь бледной рукой в березу, чуть наклонилась к конькобежцам. Свет на горизонте кажется одновременно зловещим и умиротворяющим. Глядя на картину, Питер вспоминает зимние вечера, когда мальчишкой он ждал сумерек. Зажигали свечи. Отец становился задумчивым и неторопливо рассказывал о покойных родственниках. Из котла в очаге шел запах ужина. Все это есть в картине. Мгновения перед наступлением ночи, на рубеже миров.