Читать книгу "Дерево растет в Бруклине - Бетти Смит"

Нашел ракушку я у моряИ к уху приложил.И песню моря я услышал,И с этой песней жил.

В первый раз Фрэнси увидела море позже, когда Джонни повез их в Канарси. Море запомнилось только тем, что его шепот ничем не отличался от шепота славной малышки Тутси, домика неведомого моллюска.

16

Окрестные магазины играют важную роль в жизни городского ребенка. Тут он находит пищу и для тела, и для души, она поддерживает его мечты о недостижимом, которое только снится. Тут он встречает красоту, к которой так стремится.

Больше всего Фрэнси любила ломбард – не из-за несметных сокровищ, разложенных в витринах, и не из-за таинственных, закутанных в шали женщин, скользивших туда-сюда, а из-за трех больших золотых шаров, которые свешивались с потолка, блестели и покачивались, как тяжелые золотые яблоки.

По одну сторону от ломбарда находилась булочная, где продавали вкуснейшую русскую шарлотку с красными засахаренными вишенками на кремовой верхушке. Конечно, купить ее могли только богатые.

По другую сторону находился магазин стройматериалов Голлендера. Перед входом стояла консоль, с которой свисала тарелка, по всей ее поверхности тянулась выразительно замазанная цементом трещина, а через просверленное внизу отверстие была пропущена цепь с подвешенным камнем. Все эта конструкция предназначалась для того, чтобы демонстрировать прочность цемента «Мейджор». Некоторые говорили, что тарелка сделана из железа и раскрашена под треснувший фарфор. Но Фрэнси предпочитала верить в то, что тарелка по правде треснула, а потом ее крепко-накрепко скрепил чудесный цемент.

Самый интересный магазин размещался в хибарке, которая осталась с тех времен, когда индейцы разбойничали в Уильямсбурге. Среди многоквартирных домов хибарка с крошечными окошками, деревянными стенами и покатой крышей смотрелась диковиной. В магазине был эркер, в котором за столом сидел важный мужчина и скручивал сигары – длинные, тонкие, темно-коричневые, которые продавались по четыре штуки за никель. Он очень тщательно выбирал наружный лист из груды табака, ловко наполнял его коричневой табачной смесью и изящно скручивал так, что получались тугие тонкие трубочки с квадратными кончиками. Мастер старой выучки, он отвергал прогресс. Он не использовал в магазине газовое освещение. Иной раз, если темнело рано, а у него оставалось много работы, он зажигал свечи. Снаружи в опасной близости от деревянного домика стоял деревянный индеец, в одной руке держал томагавк, в другой – сигару. На ногах – римские сандалии со шнуровкой до колен. Короткая юбка из перьев и воинственный головной убор имели яркую красно-сине-желтую раскраску. Хозяин магазина красил индейца четыре раза в год, а в дождь заносил внутрь. Соседские дети прозвали индейца «тетушка Мэйми».

К своим любимым магазинам Фрэнси причисляла и тот, в котором продавали чай, кофе и специи. В этом восхитительном месте стояли лакированные банки и щекотали нос необычные, волнующие, экзотические запахи. На дюжине алых банок с кофе были написаны черной китайской тушью манящие слова: Бразилия! Аргентина! Турция! Ява! Купаж! Чай хранился в баночках поменьше – чудесные банки с откидными крышками. На них надписи: Улун! Формоза! Оранж Пекоа! Блэк Чайна! Цветущий миндаль! Жасмин! Ирландский чай! Специи лежали в миниатюрных коробочках за прилавком. Их названия тянулись вереницей вдоль полок: корица – гвоздика – имбирь – смесь перцев – мускатный орех – черный перец горошком – шалфей – тимьян – майоран. Перец после покупки мололи тут же в крошечной мельнице.

Была там и ручная мельница для кофе. Кофейные зерна засыпали в блестящую медную воронку и двумя руками приводили в движение большое колесо. Молотый кофе высыпался в алую коробку, которая сзади имела форму ковша.

(Ноланы мололи свой кофе дома. Фрэнси любила смотреть, как мама сидит на кухне, бережно зажимая кофемолку между колен. Левой рукой она яростно крутила рукоятку, сама смотрела вверх на папу и разговаривала с ним, а кухня наполнялась густым аппетитным ароматом свежемолотого кофе.)

У торговца чаем были восхитительные весы: две сияющие медные тарелки, от ежедневного употребления за четверть века они отполировались так, что стали тонкие, хрупкие и напоминали потертое золото. Когда Фрэнси покупала фунт кофе или унцию перца, она наблюдала, как продавец ставит на одну чашу весов отполированную серебристую гирьку, на которой указан вес, а на другую чашу аккуратно насыпает серебристым совочком ароматное вещество. Фрэнси, затаив дыхание, смотрела, как совочек подсыпает или убирает несколько зерен. И наступало волшебное мгновение, когда обе чаши весов приходили в равновесие и замирали в полном покое. Казалось, ничего неправильного не может произойти в мире, где существует такое идеальное равновесие.

Ореолом тайны для Фрэнси была окутана китайская прачечная с одним-единственным окном. Ее держал китаец с косичкой, обмотанной вокруг головы. Это чтобы вернуться в Китай, если захочет, объяснила мама. Если он отрежет косичку, его не пустят обратно. Китаец ходил по магазину вперед-назад, бесшумно ступая ногами в фетровых шлепанцах, и терпеливо выслушивал указания посетительниц насчет рубашек. Когда Фрэнси разговаривала с ним, он складывал на груди руки в широких рукавах нанковой сорочки навыпуск и устремлял взгляд в пол. Она думала, что он очень умный, рассудительный и внимает ей всем сердцем. На самом же деле он ничего не понимал, потому что плохо знал английский. Его ухо улавливало всего два слова: «пятно» и «рубашка».

Когда Фрэнси приносила ему заляпанную отцовскую рубашку, он быстро убирал ее под прилавок, доставал квадратик бумаги с загадочными значками, окунал тонкую кисточку в бутылочку с тушью, чертил несколько линий и протягивал Фрэнси этот волшебный документ взамен обычной грязной сорочки. Этот обмен казался Фрэнси необыкновенно выигрышным.

Внутри лавки стоял чистый, теплый, очень легкий запах, примерно так пахнут лишенные запаха цветы в теплом помещении. Загадкой оставалось, когда китаец занимается стиркой – возможно, глубокой ночью, потому что каждый день с семи утра до десяти вечера он стоял за чистой железной доской и водил тяжелым утюгом туда-сюда. Внутри утюга пряталась маленькая газовая горелка, которая поддерживала температуру. Фрэнси этого не знала. Она полагала, что перед ней еще одна загадка этого народа – китайцы умеют гладить утюгом, который никогда не нагревают на плите. У нее было смутное предположение, что тепло выделяет какое-то вещество, которым китаец обрабатывает рубашки и воротнички вместо крахмала.

Когда Фрэнси приходила забрать рубашку и клала квитанцию и деньги на прилавок, китаец протягивал ей сложенную рубашку и два плода личи. Фрэнси любила эти фрукты. Скорлупка легко ломается, а под ней мягкая сладкая мякоть. В мякоти прячется твердая косточка, которую никому из детей не удавалось расколоть. Говорили, что внутри этой косточки прячется еще одна косточка поменьше, а в той – еще одна, и так без конца. Говорили, что потом косточки становятся такие маленькие, что разглядеть их можно только через увеличительное стекло, а потом и того меньше, так что их вообще не разглядишь, но они все равно там есть и никогда не кончаются. Так Фрэнси впервые столкнулась с понятием бесконечности.