Читать книгу "Практикум по гештальт-терапии - Ральф Хефферлайн"

Все это ситуации подавляемого возбуждения. Подавление достигается напряжением мышц, поверхностным дыханием и, таким образом, — иммобилизацией организма. Чтобы предотвратить или хотя бы смягчить это сжимание, организм проявляет спонтанную и здоровую тенденцию к зеванию и потягиванию. Но на подавлении этого настаивают те, кто — справедливо или нет — полагает, что такое действие с точки зрения других означает, что скуку вызывают они сами. И если вы даже при определенных обстоятельствах в определенном обществе считаете необходимым следовать этим принципам вежливости, по крайней мере, в других случаях вы можете сделать зевание и потягивание постоянной практикой — к радости и пользе вашего организма.

Сделайте своей привычкой зевать и потягиваться при возможности. Возьмите за образец кошку Начиная зевок, дайте нижней челюсти опуститься, как будто она совсем падает. Наберите воздуха, как будто нужно наполнить не только легкие, а все тело. Дайте свободу рукам, распустите локти, отведите назад плечи насколько возможно. На вершине натяжения и вдоха отпустите себя и дайте всем напряжениям, которые вы создали, расслабиться.

Часть II МАНИПУЛИРОВАНИЕ СОБОЙ

IV. ИЗМЕНЕННАЯ СИТУАЦИЯ

До сих пор наши эксперименты касались осознавания процесса, фундаментального для интегрированного функционирования человеческого организма. Это имело отношение ко всем и каждому. Теперь мы переходим к экспериментам, имеющим дело с процессами, которые хронически возникают, только когда организм работает неправильно. Они «анормальны». Если они преобладают в поведении человека, его называют «невротиком» или «психотиком». Однако из-за определенных условий воспитания и определенных жизненных ситуаций (с которыми в той или иной степени сталкивается каждый из нас) они неизбежны.

Но сказать, что они столь общераспространенны, не значит, что мы не должны об этом беспокоиться. Авторы книг но психопатологии, проводящие четкую границу между «нормальным» и «патологическим», обнаруживают собственное состояние слияния с «авторитетами», представление о «нормальном» у которых низводится до «общепринято-респектабельного».

Сейчас почти все признают, что в нашем обществе каждому человеку свойственны «невротические тенденции», «неразрешенные конфликты», «области неприспособленности». Несогласия возникают не по поводу распространенности неврозов, а по поводу того, что должно и может быть сделано с этим. Ортодоксальный фрейдист, следующий идеям «цивилизации и неудовлетворенности», соглашается с тем, что подавление — это та цена, которую мы должны платить за цивилизацию. Другие более оптимистически оценивают перспективу, но полагают, что заметное улучшение возможно лишь по прошествии многих поколений. Поскольку широкодоступные психотерапевтические техники отсутствуют, а социальная профилактика — не более, чем капля в море, осторожность в обсуждении этой тематики объясняется нежеланием предстать неоправданными паникерами. Если бы под рукой были широко применимые средства, можно быть уверенным, что сведения об эпидемическом характере неврозов публиковались бы более честно. Иные же с мессианским пылом время от времени начинают пропагандировать какую-нибудь панацею от всех бед, говоря: «Делайте это, и мир будет спасен». (Наша работа, без сомнения, будет причислена к их списку.)

Основная проблема всех форм психотерапии — мотивировать пациента сделать то, что должно быть сделано. Пациент должен вернуться к «незаконченным делам», которые он оставил в прошлом, потому что они были столь болезненными, что ему пришлось бежать от этого. Теперь, когда ему предлагают вернуться и закончить незавершенное, оно продолжает быть болезненным. Это реактивирует его страдание, и, с сиюминутной точки зрения, данной ситуации по-прежнему надо избегать. Как можно удержать его на выполнении задачи — в конце концов, как он может сам себя удержать на выполнении задачи, — если она требует переживания такого количества неприятного?

Для большинства людей сегодня не существует позитивного ответа на этот вопрос. Большинство, по-видимому, считает, что все будет в порядке, если мир будет считать их нормальными. Меньшее число людей ощущает, по крайней мере временами, смутное чувство собственной ответственности за владеющую ими болезнь, по крайней мере отчасти, но они не владеют техникой работы с нею, ничем, кроме старых избитых решений «стараться быть лучше» или моральной максимы. Или они перемещают проблему из ее действительной сферы в ложную, такую, где можно поднять много шума и выпустить пар. Лишь немногие обращаются со своей проблемой к «эксперту» в надежде, что будет произнесена нужная магическая формула и их личный дьявол будет изгнан.

Из тех, кто начинает лечение, большинство бросают его. Лечение не заканчивается психотерапевтом, а прерывается самим пациентом. Многие, не получив магической формулы от одного психотерапевта, переходят к другому, потом к следующему, и так далее. Среди множества способов выразить неудовлетворенность своим психотерапевтом один из распространенных звучит так: «Он не понимает мой случай». Может быть, это и так, и, может быть, нужно сменить врача. Но многие пациенты, если не все, хотят до некоторой степени предписать психотерапевту, как следует их лечить, — и это предписание не предполагает их страданий в процессе лечения.

В хирургических и фармакологических формах лечения пациент может быть совершенно пассивным, и чем он пассивнее, тем лучше. Он может получить анестезию и проснуться, когда операция закончена. Представление о том, что операция совершается «над» пассивным больным, переносится на лечение неврозов. Однако невроз не «органическое», а «функциональное» заболевание. Вели пациент не так наивен, чтобы полагать, что его симптомы могут быть «оперированы», он может понять, что он него требуется нечто большее, нежели привести свое тело в кабинет терапевта. И все же надеется, что коль скоро он пришел, врач — может быть, с помощью гипноза — приведет его в порядок.

Однако поскольку именно сам пациент должен изменить свое поведение и тем осуществить собственное излечение, все методы психотерапии сталкиваются с тем, что на профессиональном жаргоне называется «реакцией разочарования». Такие реакции обычно вызываются пониманием (через некоторое время) того, что врач ждет от пациента готовности проделать трудную работу и претерпеть боль. Фактически, может быть, человек надеялся получить от врача нечто прямо противоположное, а именно — лучший способ избежать и работы, и боли. То, что терапия предполагает концентрированную дозу того, чего человек старался избежать, кажется абсурдным.

В благоприятном случае пациент — прежде чем разовьется реакция разочарования, достаточно сильная, чтобы заставить его прервать лечение, — начинает понимать, что ожидаемая от него тяжелая работа не просто «лошадиный труд». Каким отдаленным ни кажется ему теперь то, чего он хотел бы, он постепенно обретает ориентацию и перспективу. Он начинает видеть определенные симптомы как просто поверхностное проявление более общей и сложной системы неправильного функционирования. Хотя теперь работа выглядит куда более трудной, длительной, чем поначалу предполагалось, она начинает обретать смысл.