Читать книгу "Записки русского экстремиста - Игорь Шафаревич"

Не может никакой бен Ладен, ни какая-то одна группа быть виновником целого исторического течения, свидетелями которого мы являемся, начиная с революции в Иране и кончая вот этими террористическими актами. Это есть некоторая порочность развития мира на данный момент. Мир сам создает очаги напряжения. И реакция происходит разными способами, более или менее цивилизованными или совсем нецивилизованными, как когда-то в Иране, например, захватили всех сотрудников американского посольства. Это был чисто спонтанный акт, но совершенно не связанный с каким-то другим терроризмом. Потом жертвой Соединенных Штатов оказался Ирак. Но перед тем было восемь лет войны между Ираком и Ираном, где Соединенные Штаты поддерживали Ирак оружием, потому что надеялись, что он отомстит Ирану за то унижение, которое Соединенные Штаты там понесли при перевороте, когда был свергнут шах. То есть видно, что это какое-то громадное течение, источником которого не может быть какая-то одна группа. Терроризм достиг таких масштабов, что стали говорить о возможности Третьей мировой войны. И в каком-то смысле эти опасения вполне обоснованны. Думаю, что мы, может быть, стоим на пороге каких-то катаклизмов и трагедий, которые по масштабам своим будут не меньше, чем Вторая или Первая мировые войны. Но, вероятно, будут носить совсем другой характер. Как вот сейчас мы видим, по Соединенным Штатам удар был нанесен вовсе не какой-то эскадрой, высадкой десанта и так далее. В совершенно других формах.

Обращает на себя внимание такой факт. Когда случились эти террористические акты, со стороны Соединенных Штатов было высказано такое обращение к миру, что если кто-то оправдает эти акты, то сам станет сообщником террористов. Все цивилизованное мировое сообщество должно встать на защиту общечеловеческих ценностей, против терроризма — иными словами, поддержать Соединенные Штаты Америки в сложившейся ситуации. Конечно, со стороны России были также сделаны определенные заявления в пользу декларируемой линии Соединенных Штатов. Но, с другой стороны, неоднократно приходилось сталкиваться с таким фактом, что сами американцы вовсе не пытались, даже после этих террористических актов, осуждать терроризм чеченских радикалов. Наоборот, постоянно было слышно о том, что они согласны с вами сотрудничать, но при этом пункт по конфликту в Чечне не снимается. Мы также выступаем против вашего вторжения, как они выражаются, в Республику Ичкерия, где нарушаются права человека.

Я абсолютно уверен, что действия в Чечне откуда-то финансируются, и ясно, что какие-то определенные усилия со стороны Запада могли бы эти источники финансирования вообще прекратить либо помочь нам их контролировать. Мы сразу же сообщили, что важнейшие сведения, которые у нас были по поводу талибов, мы им передали. Но они же нам не сообщили, что они нам передали такие же сведения, которые были бы по поводу таких же партизанских действий в Чечне. Тут, мне кажется, такое трагическое неравноправное положение. Все время от России чего-то требуют, она сама непрерывно предлагает что-то. В то время как другая сторона не только ничем это не компенсирует, но даже вообще и с просьбами не обращается. Конечно, речь не идет о том, чтобы оправдывать терроризм или не оправдывать. Кто же его может оправдывать? Но вопрос заключается в том, что можно ли чисто военными средствами преодолеть эту проблему. И есть ли основания у России ввязываться в эту проблему, в то время как у нее своих сколько угодно. Ну, вот на теперешний момент, конечно, самая кричащая — это вымирание населения, которое сокращается на 800 тысяч в год. Есть ряд таких признаков, которые указывают на ощущение как бы исторического поражения, которое испытывает русский народ. Ну, например, громадное количество самоубийств, я помню, 54 тысячи самоубийств в год, это четыре примерно афганские войны. У русских необычайно ослабло чувство национального единства, ощущения себя единой нацией. Это видно по тому, что любые акции, оскорбительные для русских, публикации произведений, в которых над русскими издеваются, их покрывают грязью, практически не встречают какого-нибудь дружного сопротивления. Ну, вот был этот фильм о Христе, показанный по НТВ. Как мало он вызвал протестов тогда. Полное равнодушие царит по поводу судьбы 25 миллионов русских, оказавшихся вне России. Я как-то участвовал в радиопередаче. И вот после меня выступал один казачий атаман из Казахстана. Он рассказывал об ужасах, с которыми сталкивается русское население, особенно активисты, пытающиеся поддержать русское единство, в основном это казаки. И после его выступления ни разу телефон не позвонил, то есть никому это было не интересно. Казалось бы, такие страшные вещи он рассказывал, что должны были сразу начать звонить: что делать, скажите, собираетесь ли вы организовать какой-нибудь пикет, демонстрацию? Нет, никто не заинтересовался.

Такое же страшное положение русских в Прибалтике. И в каком-то смысле реакция самих русских, там же, не здесь, а там оставшихся россиян, она тоже очень болезненная. Реакция заключается в том, что уезжают. Больше из Казахстана, оттуда уже несколько миллионов уехало. В Прибалтике, в Латвии и Эстонии русские составляют около 40 процентов населения. В больших городах — большинство, от них зависела судьба страны. В Риге, например, на электростанции, которая снабжает город, работают преимущественно русские, в порту — преимущественно русские, то есть они могли бы дружно держать судьбу страны в своих руках и диктовать свои условия. Ничего этого нет. Даже больше того, все началось с плебисцита о суверенитете в Прибалтике. И в Латвии, я помню, я цифру точно узнавал, там более менее ясно, что этот плебисцит прошел русскими голосами. Я встречался с представителями русских общин, даже с теми, которые были потрясены тем положением, в котором они находились уже позже, когда я там был. Они говорят, что нас обманули, когда обещали, что нас будет кормить вся Европа, мы будем прекрасно жить, все поровну делить. А потом не захотели нам давать гражданство, ввели ряд запретов для людей, не получивших гражданство, и так далее. То есть фактически это значит, что эта приманка, что их будет кормить вся Европа, оказалась в тот момент весомее, чем болезненность отрыва от России.

На Украине я сам видел страшные эти листовки с надписью «Москали съели твое мясо, москали съели твой хлеб, москали выпили твою горилку». И там плебисцит решался тоже в значительной степени русскими голосами. Потом происходили медленные изменения и продолжают происходить. Тогда это было зловещее чувство потери, потери какого-то ощущения необходимости национального единства, которое трудно объяснить. Ну, ясно было, что, разбредясь, мы пропадем. Мне кажется, что последнее время происходят заметные, безусловные изменения в другую сторону, хотя не такие яркие, какие-то драматические, как можно было ожидать. Например, они сказались в полном изменении языка в политической жизни. Если вспомнить десять лет назад, то тогда слово «патриот» писалось только в кавычках, произносилось как смачное ругательство, фактически донос, опасное обвинение. И красно-коричневые, и имперские амбиции — все это обрушилось на русских. Сейчас, наоборот, всякий политический деятель, от коммунистов до членов правительства, до президента, все они говорят, что они патриоты, патриотов все пишут без кавычек, все клянутся, что они исходят из интересов государства, из интересов народа. Можно сказать, что все это слова, что дела-то делаются примерно одни и те же. Но даже если это так, то это колоссальное изменение, которое само собой не могло произойти, а изменение всего языка в политической области свидетельствует о каком-то изменении сил внутри страны. Ведь в конце концов язык определяет сознание, а сознание уже определяет действие. И ситуация такая, что не мы-то почему-то подделываемся, перекрашиваемся, не говорим, что мы не называли себя патриотами, что это клевета; мы космополиты, мы интернационалисты, а они почему-то хотят забыть о том, какими они были интернационалистами или космополитами, что они писали, кто десять, кто двадцать лет назад. А клянутся в том, что они патриоты. Это показывает, что произошел какой-то духовный перелом, произошел очень неожиданно, совершенно не в той форме, как кто-нибудь ожидал. Думали, что будет перелом в виде какого-то народного сопротивления, действий неповиновения или появится какой-то очень волевой, умный вождь, который сумеет около себя сплотить народ. Ничего подобного не произошло, но произошло какое-то духовное изменение, которое привело нас сейчас, мне кажется, в новый какой-то этап. И уже теперь проблема состоит в том, как на этом этапе жить. Как эти духовные изменения превратить в изменения материальные. Это вопрос, конечно, сложнейший, и совершенно непонятно, удастся ли этот капитал, который каким-то образом явно образовался, реализовать.