Читать книгу "Дропкат реальности, или магия блефа - Надежда Мамаева"

Если про мужчину, что стоял чуть поодаль, ей было все ясно, то девушка оказалась клубком, в котором перемешалась пряжа разных цветов. И не разобрать, какая же из нитей главная, а какие накручены заботливой хозяйкой-судьбой поверх основного мотка.

Земар, степенный мужчина с курчавой бородой, в которой основательно поселилась седина, перебирал струны, искоса поглядывая на пришлых. Эка невидаль – чужаки? А вот то, что девка говорит, как своя, таборная, насторожило. Жила среди цыган? Иль ушла следом за кем в табор? То, что не рожденная в кибитке – это видно.

– Красавицу не по глазам привечать надо и не по лицу. Женская красота, она в танце видна. Сможешь сплясать так, чтобы душа наизнанку вывернулась?

Необычный диалог. Притихли и остальные, гревшиеся у костра. Стало интересно. Земар-конокрад редко чужаков привечает, чаще наоборот. Если какие залетные драгуны придут послушать песен да посмотреть на молодых красавиц табора, то лишь зыркнет. И всем понятно: ублажить, напоить, заговорить… а там уж вояки сами все деньги отдадут. На тех, что погадать приходили, цыган и вовсе не смотрел. Мало ли дурех и дураков по свету ходит? Наплести им о том, что было и чего не было, любая дочь дорог может. С теми же, кто коней покупал и серьезные дела заказывал, Земар говорил особо и сразу отдельно, не при таборе. Эти же – вроде и чужие, но…

Лицедейка сумела поймать его ощущение. Недоверие, подкрепленное интересом. Так собаки, впервые встретившиеся, принюхиваются к родичу, решают: то ли сцепиться в сваре, то ли побежать бок о бок. Она поняла, что от того, сумеет ли станцевать так, как ожидает цыган, сидящий с гитарой, зависит, примут ли их, или даже не стоит рот открывать с просьбой.

О том, что вести себя здесь стоит как-то по-другому, нежели с обычными обозниками, Илас подозревал, но вот как это «по-другому» – не представлял даже в общих чертах. Поэтому, не понимавший ничего в происходящем, счел за лучшее вообще не открывать рта.

Девушка меж тем в полном молчании обошла костер по кругу. «Танцевать с душой наизнанку? Это как? Не паркетный это танец и не народный, какой тогда?» – Мысли суетливо сновали в голове Вассы стаей встрепанного воронья. Наконец она плюнула, решив: «Будь что будет».

Не дожидаясь первого гитарного аккорда, девушка топнула ногой, не как капризная фьеррина, привлекающая внимание, а с силой. Звук резкий, глухой, отчетливый, как удар молотка, забивающего гвоздь в крышку гроба. Вассария будто признавалась в затаенной душевной боли. Поднеся ладони к левому уху, хлопнула несколько раз до звона, пронзительного в вязкой тишине.

Гитара ворвалась стремительно, рваным ритмом, словно откликаясь на хлопки. Земар прищурил глаза, выводя первые аккорды, и внимательно посмотрел на девушку. Он про себя одобрительно кивнул. Начала правильно. Это только для стороннего зрителя цыганский танец шумен, пестр и смешлив. У костра, меж своими, песни другие. О родине, которой больше нет, о том, что свобода лучше оброчной лямки, о бедах и горестях кочевых, о том, что рвет душу.

Вассу понесло: подобрав юбку так, чтобы были видны ноги до середины икры, она дробила музыку на стук каблуков. И неважно, что каблуки эти были в полпальца толщиной, истертые. Да и обувь велика. Прямая спина. Взгляд гордый, не сломленный. Такой бывает у человека, за спиной которого все мосты сожжены.

Убыстряющийся ритм и резкий поворот верхней частью корпуса, так, что концы шали, размотавшиеся, летят вороньими крыльями в стороны, выпуская на свободу водопад волос девушки. Резкое, надсадное, не пение, крик:

– Иль лямаар! – Голос со старческой хрипотцой, надтреснутый. Так кричит летящий с обрыва. Это вступила в диалог третья, та самая цыганка, что приветила Вассу.

И больше не произнося ни звука, «хозяйка» начала выстукивать замысловатый ритм ладонями по коленям. Его подхватили и остальные, сидящие у костра.

Для Вассарии же уже не было никого и ничего. Только эта странная, выворачивающая музыка, рваный ритм которой был как сам стук человеческого сердца, то замирающего, то пускающегося в неудержимый пляс.

Последний аккорд, срезанный на самом пике, подкосил, сломал, и Васса упала на землю, распластав руки. Ни звука. Ни шороха. Сколько времени прошло: миг, клин, свеча, вечность?

– Не ведаю, под какой из лун ты родилась, девочка, и что за пути привели тебя сюда, но я хочу это узнать.

Земар отложил гитару и хлопнул по подстилке рядом с собой.

– И твой спутник пусть тоже садится. В ногах правды мало.

После того как Илас и Васса сели, каждому из них дали по пиале с горячим травяным отваром.

– Рассказывай!

Обращался цыган исключительно к Вассе, словно признав в ней свою. Девушка постаралась как можно более коротко выразить просьбу: пройти вместе с табором через городские ворота. Цыган сощурился, прекрасно понимая, что добрым путникам незачем теряться среди пестрой толпы, и изрек:

– От того, что сядете вы в наши кибитки, проку мало. Лица у вас те же останутся. Ты мне понравилась, и помогу я вам, но это завтра. – Земар по-особому хитро глянул на блондина. – А пока… есть у нас в таборе вещунья. Не из тех, что по руке угадают, где эти самые руки всю жизнь трудились. Настоящая, но под настроение гадает, токмо без карт.

Цыган без перехода протянул гитару молодой еще девушке с сотней, не меньше, косичек, которые поначалу показались лицедейке распущенными волосами, добавил:

– Эй-лай, Берита, нагадай счастья молодым!

Девушка приняла гитару, стрельнула взглядом в Иласа и начала ворошить струны, перебирая их чуткими пальцами. Мелодия то лилась водопадом, то переходила чуть ли не в марш, а цыганка все никак не вступала. Ее глаза постепенно затуманивала поволока, и Вассария уже грешным делом подумала, что девушка так и не запоет, когда почти речитативом прозвучало:

Три мгновенья до боя, Веря в жизнь и смерть. Ремесло непростое, Ему со сталью петь.

А ей выпала карта, Да не в масть легла. Не вчера и не завтра, Лишь сейчас – игра.

Семь шагов до цели, Но не видно не зги, Только слово в металле, В жилах сила кипит.

Тайны тонут в пучине Из трагедий и бед, Отступились все боги – Дознаватель взял след.

Последние слова совпали с резким ударом по струнам, и дымка начала исчезать из взгляда певуньи.

Земар провел ладонью по лицу и продолжил движение, словно собирая бороду в кулак, выдохнул:

– Да… Лучше бы вы прошли мимо. Обычно если Берита поет двоим молодым, парню с девушкой, то о любви. Ну если кручину любовь та несет, то о разлуке. А у вас…

Цыган досадливо махнул рукой.

– Но после этой песни помочь я вам обязан. Хочу или нет. Потому как великие дела будете вы творить. И там, – Земар ткнул пальцем в непроглядную черноту неба, которую не отважилась осветить ни одна из лун этой ночью, – похоже, решили, что путь дел ваших должен пройти через наш табор. Я не просто дам вам место в кибитке. Сделаю так, что мимо отца родного пройдете – вас не узнает.