Читать книгу "Роман со счастливым концом - Михаил Самарский"

– Да не волнуйтесь вы, – успокаивал его Роман, – всё будет хорошо. Нас нарочно попросили привезти собаку, чтобы она помогла вашей жене беспроблемно родить ребёнка.

В этот момент вышла медсестра и объявила:

– Папаша, поздравляю вас, мальчик, четыре сто, рост пятьдесят восемь, одним словом, богатырь.

– А это… собака как? Родила?

– У нас сначала люди рожают, – рассмеялась медсестра, – потом собаки.

Через час Герда с шестью щенками была дома. Соседи счастливые нагрянули к Кате и пригласили всех свидетелей грандиозного события к себе домой.

– Я вас сейчас такой самогоночкой угощу, век не забудете!

Отказываться было бесполезно, казалось, откажись, Рома на руках занесёт в квартиру. Весь вечер он нахваливал Николая, Осипа Емельяновича, Катю, а под конец вечера даже – кота Мурмаша.

– Хорошие вы люди! – поочерёдно обнимал он всех. – И врачиха хорошая…

– Хм, – усмехалась Вера, и передразнила мужа: – «врачиха хорошая». Не сунул бы ты ей четыреста баксов, на ступеньках роддома сам бы роды принимал, «хорошая врачиха».

– За всё, Верунчик, нужно платить, – сказал Рома, прилёг на руку и уснул прямо за столом.

Гости поздравили хозяйку с благополучным разрешением Герды и отправились по домам. Хозяйка напоследок пообещала выделить всем по щенку.

Домой москвичи выехали рано утром. Дорога лежала через Петрозаводск и Санкт-Петербург.

Глава 17. Одно сердце страдает, а другое не знает.

Извинившись перед Николаем, Осип Емельянович завалился на заднее сиденье и объявил:

– Коль, я вздремну. Мы с Катькой снова всю ночь проговорили…

– Немудрено, – улыбнулся Николай, – столько не видеться, и недели не хватит наговориться.

– Точно, – согласился Брамс, и почувствовал, как сон обнял его своими тёплыми крыльями…

Проснулся Осип Емельянович, услышав чужой голос. «Гаишники, – догадался он и сел на кресло, – что случилось?»

Гаишник заметил пассажира и через открытое окно водителя обратился к Брамсу:

– Уважаемый, документы готовим?

– А что случилось? – протирая глаза, спросил пассажир.

– Ничего не случилось, – улыбнулся полицейский, – для того и проверяем документы, чтобы ничего не случалось.

– Ясно, – кивнул Брамс и протянул паспорт.

Гаишник внимательно всмотрелся в фото, потом просверлил взглядом владельца паспорта, полистал, видимо, проверяя регистрацию, и спросил:

– Осип Емельянович, нескромный вопрос: с какой целью посетили наши места?

– А они не только ваши, – усмехнулся Брамс. – Они и наши.

Полицейский ещё раз открыл паспорт и, захлопнув его, недоверчиво произнёс:

– Да вроде, в столице рождены, Осип Емельянович…

– А у вас здесь что, другая страна? – язвительно спросил Брамс.

– А, вы в этом смысле? – рассмеялся полицейский. – Тогда всё верно. Так вы не ответили на вопрос…

Осип Емельянович сначала хотел прочитать любопытному полицейскому мини-лекцию о том, что чрезмерная любопытность не красит даже сотрудника правоохранительных органов, но, вспомнив цель своего визита, с удовольствием ответил на сначала показавшийся некорректным вопрос:

– Дочь тут у меня живёт, учительствует в ваших краях.

– Вот как! – покачал головой полицейский и, лихо козырнув, протянул паспорт хозяину. – Не смею больше вас задерживать, счастливого пути.

– Вот спрашивается, – отъехав, бурчал Николай, – зачем останавливал? Делать им нечего…

– Не придавай значения, Коль, – успокаивал его Осип Емельянович. – Работа у них такая. А с другой стороны, всё правильно, сколько ездит по дорогам всяких негодяев.

– У них же на лбу не написано, – усмехнулся Николай, что они негодяи, да и сами они как-то не торопятся себя таковыми объявить.

– А вот тут, Николай, не могу с тобой согласиться, – возразил Осип Емельянович, – писать, конечно, фломастером на лбу не обязательно, но опытный милиционер… то есть, полицейский, всё никак не могу привыкнуть к новому названию, даже без надписи заметит, если человек не в ладах с законом. Если человек чувствует за собой грех, а тем более, какое-то преступление, он при общении со стражем порядка может легко сам себя выдать: и руки дрожат, и голос сипит, и глаза бегают. Это мы с тобой можем не обратить внимания, а гаишник для того и стоит здесь, чтобы отлавливать непрошеных гостей.

– Ой, Осип Емельянович, – махнул рукой водитель, – знаю я, для чего они тут стоят, им лишь бы капусты настричь да домой.

– Я тоже раньше так думал, – вздохнул Осип Емельянович, – но со временем стал понимать, что и там много служит людей ответственных и бескорыстных. Нельзя всех под одну гребёнку, Коля. Вот ты, скажи, правила нарушаешь?

– Ну, в общем-то, в целом, нет, хотя.., – Николай призадумался, – иногда бывает.

– Но ведь ты же не станешь судить обо всех водителях по тем, кто вообще правил не знает? Или, как у нас любят говорить мужики-автомобилисты, я бы права бабам не выдавал. Согласен, есть «блондинки» в полном смысле этого слова, я не о цвете волос. Но, если посмотреть статистику, то, оказывается, женщины, водят машину гораздо аккуратнее мужчин, и меньше попадают в аварийные ситуации, в процентном, конечно, отношении. Вот так, Коля. А мужики, послушаешь, бахвалятся: «баба за рулём – это обезьяна с гранатой» и другие обидные поговорочки.

– Вы это серьёзно? – недоверчиво спросил Николай .

– Что? – вздёрнул брови Осип Емельянович. – Про обезьяну?

– Да нет! – рассмеялся водитель. – Это я сто раз слышал от коллег. Я про статистику.

– Конечно, серьёзно, – воскликнул Брамс. – Да любой гаишник тебе это подтвердит. Мы ведь как рассуждаем: увидели девушку неумеху, и понеслось… А молодых парней за рулём не замечаем, имею в виду тех, кто ездит, как по полю на тракторе. А их разве мало? То-то и оно.

Осип Емельянович задумался, а минут через десять объявил:

– Ты знаешь, мне нужно поработать. Прошу меня не отвлекать.

Он вынул из своей сумки ноутбук, установил его на откидной столик, расположенный на спинке переднего кресла, отодвинул сиденье ближе к переднему окну и, открыв папку с записями Фарберга, стал внимательно изучать рукописные тексты.

«Как-то нужно увязать в романе вот эти воспоминания Константина Евсеевича из детства и его нынешнее положение, – размышлял Брамс. – Не зря же психологи трубят на каждом углу, что вся наша жизнь закладывается в первом десятилетии – и интеллект, и образование, и карьера, и супружеская жизнь, и даже пенсия. Хотя я с такими заключениями не всегда согласен. Бывает, ребёнок растёт в благополучной семье, к десяти годам на двух-трёх языках разговаривает, математические задачки щёлкает, как белка орешки в лесу, пишет стихи, играет на музыкальных инструментах, в школе учится на одни пятёрки, а восемнадцать исполнилось, и словно шлея под хвост попала – превращается в балбеса и начинает беспутную жизнь. Другой смотришь, баклан бакланом, в смысле, хулиган и разгильдяй. А послужил в армии, поработал где-нибудь на заводе, поступил в ВУЗ, женился, детей завёл и пошло-поехало: остепенился, взялся за ум, карьера и тому подобное. Встречаешь его лет эдак через десять-пятнадцать, а он уже при галстуке, портфеле и при должности, до которой не каждый и дотянется.