Читать книгу "Русские и шведы от Рюрика до Ленина - Геннадий Коваленко"

Странная война

В истории военного противостояния России и Швеции самым крупным вооруженным конфликтом была Северная война. О предопределившей ее исход Полтавской битве в России знает каждый школьник, да и для многих шведов не пустым звуком является название украинского села Полтава. И это не случайно. Для России Полтава, наряду с Бородином и Сталинградом, была одним из сражений, решивших ее судьбу, для Швеции — началом конца эпохи великодержавия.

Северная война как бы заслонила собой другие малые войны и военные конфликты между двумя странами. К их числу относится русско-шведская война 1741 — 1743 гг., которую по ряду причин можно назвать «странной войной». По мнению русского историка М.М. Бородкина, трудно найти другой пример войны столь своеобразной, поучительной и неисчерпаемой по своим отрицательным сторонам. «Такой войны и поведения из историй легко изобресть не можно», — читаем в частном шведском письме, написанном в разгар этой войны. Чем же удивила современников эта почти забытая сегодня война?

Финские историки называют ее «малым лихолетьем», отличая тем самым ее от разрушительных для своей страны последствий «большого лихолетья» — Северной войны. В шведской историографии она получила название «война шляп», чем подчеркивается, что виновником этой войны была воинственная партия реванша.

В 1720 г. в Швеции была принята новая форма правления, в соответствии с которой законодательная власть перешла к сословиям; их прерогативой стала также внешняя политика. Партийные группировки в риксдаге сломали сословные границы, в основе их размежевания лежала внешняя политика[17]. На риксдаге 1738 — 1739 гг. верх взяла партия шляп. Вопрос о войне с Россией обсуждался на заседании секретного комитета риксдага в 1739 г. и был окончательно решен на сессии 1740 — 1741 гг. В Финляндию были отправлены войска под командованием Будденброка. Ему было предписано в случае кончины русской императрицы сосредоточить войска в непосредственной близости от границы. Вообще ставку в этой войне шведское правительство делало не столько на собственную силу, сколько на слабость соседа, на интриги, которые плелись при русском дворе. Смерть Анны Иоаннов-ны, свержение Бирона, а потом Миниха стали сигналом для реваншистов из Стокгольма. Они сочли момент удобным, чтобы вернуть себе Восточную Прибалтику, пересмотрев тем самым Ништадтский мир 1721 г.

В 1739 г. шведскому посланнику Эрику Матиассу Нолькену было поручено вступить в переговоры с той из противоборствующих партий, которая окажется сильнейшей и выразит готовность пойти на территориальные уступки Швеции за помощь, которую она готова оказать в борьбе за власть. Таких партий было три: Бирон — Анна Леопольдовна — Елизавета Петровна. Но Анна Леопольдовна пришла к власти без шведской помощи, Бирон был свергнут, так что единственной оппозиционной партией была партия Елизаветы. Впервые Нолькену удалось откровенно поговорить с Елизаветой в начале января 1741 г. Он предложил ей простой и ясный план: она подписывает обращение к шведскому королю Фридриху I с просьбой помочь ей взойти на престол. Король объявляет войну России и наступает на Петербург, чем облегчает ей совершение переворота. Елизавета в свою очередь обещает в случае успеха предприятия удовлетворить все территориальные притязания Швеции, то есть вернуть ей территории, утраченные по Ништадтскому миру.

Елизавета вступила с ним в переговоры, точнее — в недостойный ее, дочери Петра, политический торг. Она была согласна предоставить Швеции за ее помощь денежную компенсацию и торговые преимущества, но принять шведские требования кардинальной ревизии Ништадтского договора она не могла, поскольку ее репутация и популярность зиждились, прежде всего, на сохранении наследия Петра I. Кроме того, она отказывалась обращаться к королю с письмом, а хотела ограничиться устным обращением.

Вскоре на помощь Нолькену пришел французский посланник маркиз де ла Шетарди. Дипломаты представляли при русском дворе страны-союзницы и преследовали общую цель — добиться ослабления России. Франция добивалась разрыва русско-австрийского союза и поддерживала Швецию в ее реваншистских планах. Шетарди пытался убедить Елизавету в том, что она не может рассчитывать на успех без шведской поддержки. В случае если она не примет шведских условий, Стокгольм может оказать поддержку внуку Петра I Голштинскому герцогу Карлу Фридриху и возвести его на российский престол. Пытаясь сыграть на всех струнах, Нолькен и Шетарди забывали о том, что краеугольным камнем движения в пользу Елизаветы был национальный интерес, несовместимый с возвращением к допетровским временам, поэтому она медлила и не решалась обратиться с просьбой о помощи к шведскому королю.

Тем не менее они писали своим министрам пространные реляции о том, что в Петербурге образовалась сильная партия, которая готова объединиться со шведами в пользу Елизаветы, как только шведские войска покажутся на границах, и обещали, что переговоры с цесаревной вот-вот увенчаются успехом. На основании этих донесений шведский премьер-министр Гюлленборг строил далеко идущие планы и даже хотел, чтобы Елизавета сама приехала в Швецию, когда «наступит момент нанесения решительного удара». Он предложил, чтобы она приехала в свое имение в Карелии, откуда легко можно перейти на шведскую территорию. В случае отказа предполагалось послать шведских драгун и, захватив ее, отвезти в свой лагерь, чтобы затем она вошла в Петербург во главе шведской армии.

Действия Нолькена и Шетарди следует квалифицировать как государственное преступление. Но в те времена участие иностранных дипломатов в интригах при дворах своей аккредитации было обычным делом. Еще в большей степени занимались такой деятельностью русские дипломаты в Стокгольме.

Кончина Анны Иоанновны не стала потрясением для России. Свержение Бирона показало устойчивость русского правительства. Это понимали англичане и французы. Но иначе смотрели на это в Стокгольме. Там считали, что общественное мнение достаточно подготовлено к войне с Россией убийством шведского дипкурьера Малькольма Синклера[18], депешами Нолькена из Петербурга и донесениями Будденброка из Финляндии. Бурный поток воинственных стремлений ширился и рос. Задорное настроение охватило стокгольмскую молодежь, дам и девиц. «Война теперь или никогда» — восклицали члены риксдага. Разгоряченной фантазии шведов рисовалась легкость возвращения отнятых Петром провинций. Собрав в Финляндии 15-тысячное войско, они рассчитывали беспрепятственно дойти до Петербурга. В общем, машина была запущена, и в Стокгольме решили действовать, не дожидаясь подписанных цесаревной бумаг. Война была предопределена общей политической обстановкой в Швеции. Перевороты в Петербурге, слабость правительства Анны Леопольдовны и наличие оппозиции в лице партии цесаревны создавали благоприятную обстановку для начала военных действий.