Читать книгу "Оружие великих держав. От копья до атомной бомбы - Джек Коггинс"

Призыв в апреле 1917 года захлестнул армию волной добровольцев и призывников. Закон о воинской повинности для отдельных категорий граждан, принятый примерно спустя шесть недель после объявления войны, стал значительным шагом вперед по сравнению с призывной ситуацией 1863 года. Новый закон не предусматривал возможность замены призывника – богатые не могли откупить себя или своих сыновей от службы, воспользовавшись услугами наемника. Если человек был крепок и здоров, то шел на службу в армию – все равно, будь он богат или беден. Скорость, с которой этот закон прошел все слушания, гарантировала, что добровольцы и призывники по этому закону окажутся в армии примерно в одно и то же время. Это позволяло избежать той ситуации, которая возникла в Англии, где добровольцы – самый боеспособный и энергичный слой граждан – попали на поле боя первыми, оттеснив на более поздние сроки тех, кто тоже желал встать в военный строй.

Солдат-пехотинец Первой мировой войны

Задача перед правительством стояла грандиозная. Молодые американцы десятками тысяч вливались в ряды армии (общее их число в конце концов превысило 4 000 000 человек), и вся тяжесть по обеспечению медицинского осмотра, снабжению обмундированием и пропитанием, по размещению, вооружению, оснащению, обучению и переброске их легла на службы, привыкшие иметь дело с армейскими контингентами мирного времени. Одна только проблема обеспечения новых контингентов оружием оказалась достаточно серьезной. Винтовок Спрингфилда было менее 300 000; имелось также 1100 пулеметов различных типов и около 400 полевых орудий. Тяжелых артиллерийских орудий, танков и самолетов не было вообще, как не было и ручных гранат и траншейных минометов. К счастью, страна располагала мощной военной промышленностью, уже начинавшей работать на полную мощность, но не существовало оборудования, необходимого для своевременного производства оружия американских образцов в необходимом для армии США количестве. Вследствие этого значительную часть оснащения – орудия, танки и самолеты – пришлось приобретать у французов или англичан. Не менее значительную проблему представляла доставка миллионов тонн военных грузов и переброска сотен тысяч человек через Атлантику. Несмотря на действия германских подводных лодок, она была решена блестяще, благодаря морякам американского и британского военно-морских флотов, и ни один из следовавших на восток транспортов с личным составом не был потерян.

Наращивание американских экспедиционных сил началось с тонкой струйки, которая со временем превратилась в бурный поток. К моменту окончания военных действий во Франции находилось более 2 000 000 американцев. Максимальное число было переброшено в июле 1918 года – в этот месяц в Европе высадилось 300 000 американцев. Первые прибывшие части проходили ускоренную подготовку в тылу, а затем союзное командование направляло их сначала на более спокойные участки линии фронта. Командующий Американским экспедиционным корпусом, генерал Джон Дж. Першинг, наотрез отказался разрешить использование американских частей для пополнения потрепанных в боях французских и английских дивизий. По его настоянию армия США сражалась единым фронтом. Однако в период мощного весеннего наступления Людендорфа эти дивизии были сочтены достаточно подготовленными для фронтовых действий. Они были подчинены командованию французского корпуса, и, таким образом, солдаты Американского экспедиционного корпуса впервые встретились с германской армией в полномасштабном сражении.

За крещением огнем американцев пристально наблюдали как друзья, так и враги. Громадное большинство войск, как регулярных частей, так и Национальной гвардии, никогда не видело настоящего сражения, но солдаты горели желанием стать настоящими воинами. Они шли в битву с рвением, которого не было видно с тех пор, как регулярные войска и энтузиасты-добровольцы европейских армий погибали в приграничных боях, на Ипре, Марне и Эне.

Германский офицер после допроса пленных из состава 2-й дивизии, взятых в ходе сражения при Белльо-Вуд, признал, что у американского пополнения недостает только подготовки и что «боевой дух войск весьма высок, они беззаветно верят в победу».

Экспедиционный корпус отличался исключительным мужеством, натиском и энергией, хотя ему и не хватало боевого опыта. Солдаты регулярной армии могли смотреть свысока на национальных гвардейцев, считая их «воскресными солдатами», но то, что написал Лоуренс Столлингз в своей книге «Пехотинцы» о 26-й («Янки») пехотной дивизии, вполне можно отнести к любому другому подразделению Национальной гвардии. «Эти гвардейцы ни в грош не ставили регулярную армию. Себя они считали куда лучшими солдатами, чем набранную с бору по сосенке регулярную армию мирного времени. Офицеры Национальной гвардии знали всех своих солдат, где кто живет, разговаривали с их матерями. Солдаты всецело были преданы им, и когда они избирались на офицерские должности, то даже те из них, кто пасовал перед тупостью системы производства в звании в старой милиционной армии, становились подлинными офицерами…» И если национальные гвардейцы считали себя стоящими на более высокой ступени, чем призывники, те в свою очередь язвительно подтрунивали над добровольцами. Однако никто из них, ни солдаты регулярной армии, ни гвардейцы, ни добровольцы, не могли толком обращаться с новым вооружением и не владели приемами тактики, появившимися после 1914 года. Всем им вместе пришлось обучаться новой технике ведения боя. Как бы то ни было, они раз за разом бросались из одного сражения в другое, почти пренебрегая личной безопасностью.

Это было рвение, которое притупило только время и накопившийся шок от повторяющихся, явно бессмысленных потерь – точно так же, как он подействовал на французов, англичан или немцев. Эти потрепанные гладиаторы, которые стояли против врага в смертельной схватке уже почти четыре года, уже едва держались на ногах – почти умирали от ран. Силы сражаться еще были у англичан, чьи отборные боевые части включали в себя буйных австралийцев и канадцев, но что касается франко-американских операций, то они оставляли у стороннего наблюдателя впечатление, что французы уже дошли до точки. Снова и снова наступления американцев проваливались, когда атакующие во фланг неприятеля французские дивизии не могли прорвать его оборону или вообще отступали (зачастую не давая себе труда поставить об этом в известность своих союзников). Генерал корпуса морской пехоты Джон Арчер Лежойн, француз по происхождению, заявил однажды, находясь в ставке союзного командования после одного из сражений, что он скорее подаст в отставку, чем останется офицером по связи с французским командованием. Справедливости ради по отношению к воинам этой нации следует сказать, что в это время (со 2 по 10 октября) французские части удерживали фронт протяженностью почти 393 километра, по сравнению с 320 километрами, на которых действовали объединенные силы Соединенных Штатов, англичан и бельгийцев, – и это притом, что потери французов с июля по 11 ноября составили 531 000 человек, больше чем вдвое превысив потери Соединенных Штатов за весь период их участия в войне.

После 1918 года было написано много всякого вздора о том, как Америка выиграла войну. Достаточно только взглянуть на цифры потерь, как вся абсурдность подобных утверждений становится ясной. Но нет никакого сомнения в том, что влияние, как духовное, так и физическое, сотен тысяч крепких и здоровых молодых людей, пересекающих Атлантику неиссякающим потоком, стало очень важным фактором, принесшим надежду одной стороне и отчаяние другой. Сколь бы серьезной ни была угроза, которую представляло собой германское наступление 1918 года, все же имелись веские основания полагать, что Германия пустила в ход свои последние карты – и проиграла. Окончательная победа была уже видна, хотя к ней еще надо было идти шаг за шагом по обагренной кровью земле, сражаясь против храброго и хорошо подготовленного врага.