Читать книгу "Франсиско Франко и его время - Светлана Пожарская"

15 июня Суньер прибыл в Италию, 16-го — присутствовал на завтраке у короля, а 20-го был принят Муссолини. Как свидетельствует Чиано, во время встречи Суньера с Муссолини действительно обсуждался вопрос о монархии. Чиано записал в своем дневнике 20 июня: «Муссолини выразил враждебность к монархии как к потенциальному естественному врагу тоталитарных революций. Он полагал, что пройдет немного времени и в Испании у короля возникнет желание задушить фалангизм».

О монархии в те дни так много говорили в Испании, что этой теме Хейс посвятил свое донесение Рузвельту от 30 июня 1942 г. В этом донесении Хейс выразил свою уверенность в том, что теперь уже не является первоочередным вопрос о вступлении Испании в войну или об активной помощи державам «оси». Первостепенным является вопрос о «внутреннем устройстве Испании в течение ближайших месяцев или лет». Он полагал, что, вероятнее всего, произойдет «реставрация монархии или путем военного переворота, или при помощи покровительства Франко. Восстановленная монархия будет едва ли не наверняка и более либеральной, и более дружественной к нашему делу»[204].

В том, что «реставрация монархии в Испании будет полезной союзникам в течение и после войны», был убежден и английский посол С. Хор, который во время первой же встречи с Хейсом просил его оказать поддержку монархистам.

Суньер во время визита к Муссолини утверждал, что Англия тратит 10 млн песет в месяц на британскую пропаганду в Испании[205]. Известная часть этих средств, возможно, шла на пропаганду идей реставрации монархии.

Но Франко не спешил выпускать власть из своих рук, и надежды на реставрацию монархии при покровительстве самого Франко были едва ли обоснованными. Скорее всего все эти разговоры в правительственных кругах были лишь очередным маневром, задуманным самим Франко в надежде снискать расположение Англии и США, маневром, который был составной частью его курса на постепенную внешнеполитическую переориентацию. Франко и его окружение отдавали себе отчет в том, что реставрация монархии и для монархической Англии, и для республиканской Америки представлялась наиболее приемлемым решением «испанской проблемы». И с фашизмом как будто будет покончено, и возрождения демократической республики, а возможно, и повторения событий 1936–1939 г. в каком-либо варианте удастся избежать. И хотя расставание с властью не входило в планы диктатора, однако, все эти толки вокруг проблемы реставрации встревожили экстремистов в фаланге, для которых нацистская Германия была образцом решения всех внутренних и внешних проблем и которые тем не менее, по словам Ридруехо, считали себя самой «революционной» группой в фаланге. «В этой группе господствовало представление о том, что все беды и недостатки в Испании, включая нищету и социальную несправедливость, происходят главным образом из-за подчинения англо-французской гегемонии», — отмечает Ридруехо, который сам когда-то в прошлом принадлежал к этой группе. С победой «оси» связывалось создание единой Европы, независимой и могучей, в которой Испания — не известно только каким образом — сможет играть важную роль»[206].

Именно с этой группой постоянно поддерживали тесную связь многочисленные агенты VI отдела Главного управления имперской безопасности, которые умело подогревали пронацистские настроения ее членов. Поскольку среди монархистов, как альфонсистов, так и традиционалистов, было много англофилов, это усиливало к ним ненависть и как к противникам «оси» со стороны фанатически преданных нацизму фалангистов-экстремистов.

Кризис достиг кульминационного пика в августе 1942 г. 14 августа на военного министра генерала Варелу — карлиста и, по твердому убеждению германских агентов, англофила — во время мессы в Бильбао в память павших во время гражданской войны традиционалистов было совершено покушение. Когда Варела выходил из церкви, на улице взорвалась бомба. Сам Варела остался жив, но несколько человек из окружения были убиты или ранены. Полицейское расследование обнаружило, что участники покушения принадлежали к фалангистской молодежной организации, и один или два из них были тесно связаны с Серрано Суньером. Прослеживалась связь и с германскими нацистами. Немедленно были введены новые строжайшие указания для цензуры, и в то время как испанское радио и пресса даже не касались покушения, слухи о нем, подобно лесному пожару, распространились по всей Испании[207]. Строились самые различные предположения о том, что же предпримет Франко? Даст ли отставку Серрано Суньеру и распустит фалангу, как того требовали традиционалисты? Или даст отставку Вареле и подвергнет репрессиям традиционалистов, как того требовали фалангисты? 27 августа Франко прервал свою традиционную поездку по провинциям и возвратился в Мадрид. Несмотря на поздний час, между Франко и его зятем состоялась беседа, о содержании которой можно только догадываться. На другой день три министра — генерал Варела, генерал Вигон и адмирал Морено — были вызваны в резиденцию Франко Эль Пардо, где пробыли довольно длительное время.

1 сентября был казнен организатор покушения. Серрано Суньер попытался его спасти, но безуспешно.

3 сентября в вечерних газетах было официально объявлено о частичной смене кабинета: министром иностранных дел был назначен монархист граф Франсиско Го-мес Хордана, министром внутренних дел — профессор Блас Перес, военным министром — генерал Асенсио. Серрано Суньеру была дана отставка.

«Тот «экзальтадо», который бросил бомбу в тогдашнего военного министра Варелу и затем за свой поступок был приговорен к смертной казни, сослужил плохую службу своему делу», — комментировал события, приведшие к правительственному кризису, корреспондент швейцарской газеты «Faterland» в статье с примечательным названием «Останется ли старый курс?»[208]. Если иметь в виду коллег фалангистского террориста по партии, то нельзя с этим не согласиться — после окончания расследования обстоятельств покушения на Варелу новая волна чистки обрушилась на фалангу, дабы устранить и изолировать реальных и потенциальных заговорщиков. Но для самого Франко августовские события оказались весьма своевременными. Суньер был одиозной фигурой, ассоциировавшейся с открытой прогерманской линией внешней политики Испании, и Франко воспользовался его связями с заговорщиками, чтобы дать ему отставку. «Эра куньядисимо кончилась», — шептались в те дни в Мадриде. Строились различные предположения по поводу возможных изменений во внешнеполитическом и внутриполитическом курсе. Контролируемая правительством пресса была заполнена статьями, в которых с уверенностью утверждалось: никакой смены линии, никакого разрыва с прежними друзьями, никаких переходов в другую группировку держав. Частичная смена кабинета, уверяли испанские газеты, не означает разрыва ни с прежней внешнеполитической линией правительства, ни с проводившейся до сих пор линией активной борьбы с коммунизмом. Газета «Arriba» с негодованием писала о тех, кто «смеет говорить о смене правительства, в то время как в нашем отечестве есть только одно неизменное правительство: каудильо, генералиссимус армии и национальный шеф фаланги»[209].