Читать книгу "Эвита. Женщина с хлыстом - Мэри Мейн"

Вероятно, полностью источники доходов Эвы и Перона мы никогда не узнаем, если только Мигель Миранда не опубликует в Уругвае свои воспоминания. Но самого поверхностного знакомства с финансовыми делами страны достаточно, чтобы предположить, откуда брались эти богатства. Взятки и мошенничество среди аргентинских государственных деятелей, к сожалению, не новинка. Иполито Иригойен – один из немногих, кто поднялся на вершину власти и остался бедным человеком. Но ни в какие другие времена аргентинской истории махинации не достигали такого размаха, как в последнее десятилетие; политика Перона, нацеленная на индустриализацию исконно сельскохозяйственной страны, подорвала благосостояние нации, которая потенциально была одной из самых богатых в мире, превратила в недостижимую мечту реальность десятилетней давности, когда хлеб с маслом давали нищему, он бросал его собакам, а собаки обнюхивали его и оставляли, потому что досыта наедались мясом. Теперь молоко покупали на чашки, а в некоторые дни его вообще невозможно было купить; хозяйки платили мяснику заранее, чтобы достать хороший кусок мяса в городе, где прежде вырезку покупали по пятнадцать центов за фунт, а пастеризованное молоко стоило четыре с половиной цента за кварту.

Перон, будучи еще кандидатом в президенты, создал Центральный банк и наделил его полномочиями, которые практически подчинили ему все другие банки: требовалось получить разрешение Центрального банка для того, чтобы обменять любое количество иностранной валюты. Во главе этого учреждения он поставил Мигеля Миранду, тучного, сварливого бизнесмена, владельца дюжины или около того заводиков. В том же 1946 году Миранда открыл колоссальное государственное торговое агентство, известное как ИАПИ – Instituto Argentino de Promocion del Intercambio, которое контролировало всю зарубежную торговлю. Благодаря ИАПИ и Центральному банку Пероны (Эва тоже не осталась в стороне) и Миранда держали за горло весь бизнес в стране. Под тем предлогом, что правительственному агентству гораздо сподручнее вести торговые дела с иностранцами и устанавливать более выгодные цены на аргентинское мясо и пшеницу, ИАПИ скупало всю продукцию фермеров. И в самом деле агенты ИАПИ назначали высокую цену, хотя в некоторых случаях, как это было с льняным маслом и дубильным экстрактом, экспортировавшимися в Соединенные Штаты, они зашли так далеко, что потеряли рынок, но фермеры с этого ничего не имели; цена пшеницы, которая покупалась у аргентинских фермеров по цене в 1,35 доллара за бушель, при экспорте в Европу доходила до 5,75 доллара за бушель, но аргентинские фермеры так же проигрывали в этой сделке, как и голодные европейцы. Перон провозгласил, что стараниями ИАПИ цены на продукты в Аргентине снижаются, страна невероятно развивается, а на вырученные деньги будет закуплена импортная техника.

Цены на продукты действительно оставались относительно низкими, в особенности если судить по мировым стандартам; молоко, которое стоило четыре с половиной цента за литр десять лет назад, и в 1951-м можно было купить за пять центов; но в 1941 году четыре с половиной цента равнялись двадцати сентаво, а в 1951 году уже восьмидесяти сентаво. Стоимость жизни выросла на сто пятьдесят пять процентов с 1946-го по 1950 год и продолжала расти на три процента в месяц в 1951-м. Американским туристам, посещающим Буэнос-Айрес, еда казалась невероятно дешевой и изобильной, но их доллар соответствовал теперь двадцати песо и скакнул за двадцать шесть в 1951 году, тогда как раньше равнялся всего четырем, и отель, в котором они останавливались, хорошо снабжался. Но аргентинская домохозяйка, поскольку зарплата мужа росла не так быстро, как цены, стояла в очереди, чтобы купить полфунта – больше она не могла себе позволить – кофе, ей приходилось покупать сахар и рис чашками, а на молоко и масло денег довольно часто вообще не хватало – это притом, что вокруг Буэнос-Айреса раскинулись акры плодороднейшей земли! В начале 1952 года Перон провозгласил один день в неделю «днем без мяса»[20], убедительно объясняя это якобы заботой о том, чтобы люди соблюдали более сбалансированную диету – средний аргентинец потребляет примерно вдвое больше мяса, чем большинство американцев, и ест мяса больше всех на земле. Только жестокий дефицит мог подвигнуть Перона к этой мере экономии, которая была весьма непопулярна среди привыкших к мячу criollo, которые в любом случае не могли разнообразить свой стол рыбой, цыплятами и яйцами, поскольку те были дороги.

Перонистская пресса позже хвастала, что Перон осуществил строительство и реконструкцию 76 230 объектов и вроде бы около 70 000 из них располагались в провинции. Оппозиция, напротив, обвиняла его в пренебрежении интересами отдаленных районов, которые так сильно нуждались в развитии. В Буэнос-Айресе и пригородах свидетельства этих работ были налицо: новые проспекты, парки, общественные здания, дороги, мосты, хотя многие из них были начаты или запланированы еще до Перона; а все широко разрекламированные стройки Фонда Эвы Перон просто поражали. Но стоило сесть на поезд и проехать несколько часов, как становилось ясно, что мелкие фермеры живут не с большими удобствами, чем двадцать лет назад, и что пуэбло также мало изменились. Те немногие хозяйства, где использовались современные технологии и техника, принадлежали либо земельным олигархам, либо большим сельскохозяйственным компаниям с иностранным капиталом: они обращались со своим скотом хорошо, даже если эксплуатировали людей. Перонистская политика состояла в том, чтобы прижимать, облагать налогами и время от времени экспроприировать большие владения и, как обещал Перон, «отдавать землю тем, кто на ней работал». К сожалению, он не умел заинтересовать тех, кто работал, чтобы они работали хорошо. Рост цен на зерно и мясо не покрывал все увеличивающиеся налоги и стоимость жизни; фермер-арендатор не мог ни поднять производительность труда, ни купить необходимую технику; даже его сыновья и дочери, на которых он, еще будучи издольщиком, так рассчитывал, отправлялись в город в поисках более роскошной и веселой жизни. Разводить скот оказалось более выгодно, чем сажать зерно, а откармливать бычков – более выгодно, чем доить коров. Многие фермеры, и среди них большое число эмигрантов, которые прибыли из Италии и Испании и осели на земле, и сами начали перебираться в город. Два года засухи и перенаселение городов только усугубили проблему. Перон хвастал, что в 1949 году поголовье скота увеличилось более чем на два миллиона голов по сравнению с 1946-м, но оппозиция утверждала, что оно уменьшилось на десять миллионов голов и объявление «дня без мяса» свидетельствует в их пользу.

Правда, в первые годы своего существования ИАПИ импортировало огромное количество машин, но кто получал от этого большую выгоду – фермеры или чиновники, которые сделали разрешения на импорт предметом спекуляций, – вопрос спорный. В 1947–1948 годах доки Буэнос-Айреса были забиты импортной техникой, которая лежала там месяцами, ржавела и гнила либо потому, что не подходила для условий Аргентины, или же потому, что стоила дороже, чем могли себе позволить потенциальные покупатели. Деятельность ИАПИ вызывала бесконечные скандалы. В 1947 году ИАПИ купило пять тысяч тракторов «Эмпайр», причем, говорят, в процессе этой сделки двадцать миллионов песо растворились в воздухе; тракторы не подходили для Аргентины и продать удалось только несколько штук. Больше тысячи джипов, за которые ИАПИ заплатило как за новые, пришлось ремонтировать; двадцать из них передали для использования «Демокрасиа», газете Эвы, а остальные продали на запчасти. Три тысячи железнодорожных локомотивов, приобретенных за границей, как потом выяснилось, не были оснащены нужными приборами, и их оставили за морем. Строились даже планы перевезти из Италии в Аргентину целую алюминиевую фабрику, на что требовалось около одиннадцати миллионов песо, пока не выяснилось, что такой фабрики вообще нет, – в этом скандале был замешал координатор Перона по пятилетнему плану и начальник президентской охраны. Самый громкий скандал разразился вокруг Хуансито Дуарте, брата Эвы, чьи махинации на черном рынке привели к тому, что курс песо упал с двадцати двух до двадцати шести за доллар всего за несколько дней; он получил лицензию на импорт около трех тысяч американских автомобилей, но не имел валюты и, чтобы расплатиться за товар, покупал доллары в Уругвае. Подобные спекуляции создавали нуворишей, которые были ничем не лучше старых олигархов. Сам Хуансито, который стал миллионером буквально за одну ночь, играл роль nino bien[21] старой олигархии, с новыми автомобилями, чудными вечеринками, дорогими подарками маленьким актрискам и неизбежными драками в ночных клубах.