Читать книгу "Шахматы без пощады: секретные материалы... - Виктор Корчной"

В пятидесятые годы Спасский доминировал во встречах со мной, но через несколько лет я обошел его. Так, я выиграл у него партии в чемпионатах СССР 1960, 1961, 1962 годов. Не проиграв ему на протяжении восьми лет ни одной встречи, я был полон уверенности в благоприятном исходе предстоявшего летом 1968-го года в Киеве поединка. И вот — я написал, что Спасский буквально разгромил меня в матче. Так я чувствовал во время матча и после его окончания. А если по прошествии времени посмотреть на результаты — напрашивается другая оценка. Ведь мне удалось обезвредить наступательное оружие Спасского — ход 1.е2-е4, которым он обычно выигрывал свои матчи. А проиграл я три партии белыми. Ну, не настолько же лучше меня он понимал шахматы, чтобы уверенно переигрывать меня черным цветом и, как по заказу, выигрывать одну партию за другой! Действительно, Спасский продемонстрировал тонкую игру в этих партиях. И все-таки, не он выиграл, а я проиграл эти партии, запутавшись в собственных стратегических концепциях. В целом, Спасский играл практичнее меня. Он реже бывал в цейтнотах; он, я бы сказал, охотно уступал стратегические пункты на доске ради выигрыша нескольких минут на часах.

Но на удивление, из всего матча лучше всего мне запомнилась история, случившаяся во время 9-й партии. Гроссмейстер Игорь Бондаревский был на протяжении десятков лет едва ли не единственным помощником Спасского — факт сам по себе примечательный, поскольку он принадлежал к старшему поколению и вряд ли следил за развитием современной теории. Соответственно, дебютный репертуар Спасского никогда не выделялся особой яркостью. Исключением был матч Спасского с Фишером 1972 года, когда Спасского, фактически, заставили набрать большую команду себе в помощники.

Так вот, при счете 4:1, когда до конца матча оставалось сделать пару ничьих, Бондаревский купил себе билет на возвращение домой, в Ленинград. Между тем игравший белыми Спасский не смог полностью уравнять игру. Во избежание худшего он пожертвовал качество, и партия была отложена. Бондаревский отказался от поездки! Этот факт произвел на меня сильнейшее впечатление. Оказывается, Спасский без Бондаревского был неспособен выиграть уже практически решенный матч… Но все закончилось, как нужно. Бондаревский вернулся, эта партия завершилась вничью, так же, как и следующая, последняя.

«…А в 70-е годы у нас появилась и общность политических взглядов».

После проигрыша матча Фишеру позиции Спасского в СССР, ранее прочные, пошатнулись. По-прежнему один из сильнейших в мире, он получал много приглашений на участие в соревнованиях. Но дорогу на Запад ему все чаще закрывали. В прошлом он любил показать себя фрондером, но теперь ему не прощали его левые фразы. Он принял правильное решение — развелся со своей советской женой и женился на француженке, внучке деникинского генерала, сотруднице французского посольства в Москве. И, посетив самые высокие сферы советского руководства, получил разрешение покинуть СССР и обосноваться в Париже. Его, человека с двойным гражданством, знакомые стали называть «диссидентом на одной ноге».

«Мы начали матч (1977 года — В.К.) приятелями, а закончили его врагами. Единственное, чего я не могу простить человеку с антитоталитарными взглядами, — что он позволил превратить шахматное поле боя в испытательный полигон против меня. Но не надо забывать: Спасский несколько лет боролся за свою политическую самостоятельность, а получил разрешение на выезд «случайно» ровно через месяц после моего отъезда из Советского Союза».

Кто знает, какие обязательства ему пришлось взять на себя в обмен на выездную визу…

Нужно все же отметить, что Спасский был одним из немногих гроссмейстеров, кто не подписал состряпанное в конце августа 1976 года грязное письмо, подписанное 31-м гроссмейстером СССР.

Матч 1977 года со Спасским в Белграде — незабываемое событие.

Спасский готовился к нему очень серьезно; но не в шахматном плане, как готовятся обычно, стараясь в домашних условиях опровергнуть дебютные построения противника, а практически. Так, он сыграл тренировочный матч с Тимманом, во время которого сидел чаще не за доской, а в стороне, изучая позицию по демонстрационной доске.

Вскоре после приезда обеих сторон в Белград начались переговоры. Я все еще не очень окреп после случившегося в Швейцарии дорожного происшествия, у меня плохо работала кисть правой руки, и с разрешения противника и судейской коллегии мне было разрешено в цейтноте делать ход двумя руками, то есть одной рукой передвигать фигуру, а другой — нажимать на кнопку часов. Также, помнится, по моей просьбе начало первой партии было отложено на два дня.

Матч начался при колоссальном игровом перевесе на моей стороне. В первой половине матча я выиграл четыре партии при пяти ничьих. И эти ничьи Спасскому тоже было нелегко удержать. На удивление, я очень тонко чувствовал своего противника — вряд ли когда-нибудь в своей практике я ощущал такое.

А после 9-й партии Спасский отсел от стола, где мы играли. Бокс на сцене — небольшой закуток для Спасского у меня за спиной — был оборудован по просьбе Спасского заранее, перед началом матча. Оттуда тяжелыми шагами, с полузакрытыми глазами, как медиум, он приходил делать ход на доске, за которой я сидел. И я потерял всякий контакт с моим противником.

Одновременно он повторил трюк Фишера, чуть по-другому, правда: он не пришел на одну из партий, а потом потребовал, чтобы она была сыграна, угрожая иначе прекратить матч. Этот вопрос обсуждался на заседании организационного комитета матча. Я знал, что на требование Спасского нельзя соглашаться: «джентльмен в спорте всегда проигрывает» — эту фразу я помнил отлично. Но мне выламывали руки. Говорили: «В этой сложной политической ситуации мы — неприсоединившаяся к блокам страна — организовали матч. В какое положение вы нас поставите, если матч будет сорван!?» Этот одноногий диссидент знал, как использовать политическую ситуацию. Меня вынудили согласиться. Как и следовало ожидать, переигровку — 12-ю партию я проиграл. Нервы мне изрядно попортили, и очень скоро я это осознал. Одну за другой, делая грубейшие, немыслимые ддя квалифицированного шахматиста ошибки, я проиграл четыре партии подряд. В одной из них я, потеряв нервы, попытался по примеру Спасского играть не за столом, а из бокса. Глупая, бессмысленная затея.

Запомнилась мне 13-я партия матча. В хорошем положении я задумал матовую комбинацию с жертвой ферзя. Какой-то голос нашептывал мне: «Ну, давай, жертвуй, будь мужчиной!» И я отдал ферзя. А мата не оказалось, и я тут же сдался. И я ушел со сцены и пошел одеваться. А когда через несколько минут я проходил через сцену, уже в пальто, Спасский все еще сидел за доской, которую я покинул. Как объяснить его поведение? По-видимому, запрограммированный быть медиумом на протяжении пяти часов, он все еще не мог понять, что случилось, почему после трех часов игры он больше не нужен…

В те дни я отметил, что сопровождавшая меня на матче Петра тоже находится под сильнейшим парапсихологическим влиянием. Эта новинка советской прикладной психиатрии была искусно развита на матче 1981 года в Меране.

Вот еще кусочек из книги «Антишахматы»: «Мною и моими помощниками было отмечено усиление активности неприятельской стороны во второй половине матча. В Белграде появлялся то один, то другой советский гроссмейстер, на матч прибыл главный начальник над шахматами, зампред Спорткомитета Ивонин (с чего бы это? — думаю я сейчас, ведь ни Спасский, ни я уже не были в его подчинении! — В.К.), в зале сновали работники советского посольства в Белграде, какие-то люди с чемоданчиками — их советское происхождение было неоспоримо. Какое оружие применялось против меня — было неясно, но все вокруг, включая поведение Спасского, выглядело загадочно и мрачно…»