Читать книгу "Тайный дневник Розовой Гвоздики - Лорен Уиллиг"

— Ну, тогда все ясно! — Денон беззастенчиво разглядывал Амели и Джейн. — Тяжелые ткани, бесформенные силуэты, вне всякого сомнения, из Англии. Может, в качестве жеста доброй воли направить к ним наших портных?

Ричард вовсе не считал платье Амели бесформенным. Конечно, оно не такое облегающее, как наряды француженок, которые предпочитали тончайшие ткани, а о нижних юбках вообще не вспоминали. Подолы обильно смачивались водой, чтобы ткань липла к ногам. Сколько женщин зимой умирало от воспаления легких! И все же француженки считали, что сексуальность гораздо важнее здоровья.

Изящное, с завышенной талией платье девушки скорее скрывало фигуру, чем выставляло напоказ, зато давало волю мужскому воображению.

— Даже если одеть их во французские платья, они все равно останутся англичанками, — с восхищением проговорил Ричард.

По-своему истолковав его слова, Денон покачал головой:

— Как печально!

Представив сестру мадам Жюно, Балькур стал пробираться к Жозефине Бонапарт, которая, словно королева, сидела в дальнем конце зала. Денон продолжал рассуждать о полном отсутствии вкуса у англичанок, приводя в качестве примера пурпурные страусовые перья в седом пучке мисс Гвен. Ричард почти его не слушал, наблюдая за Амели.

Выражение ее лица менялось каждую минуту. Беременная мадам Кампан ее явно заинтересовала. Вот в низком поклоне согнулся Жорж Марстон. Амели недоверчиво посмотрела на ярко-синий сюртук, а потом, заслонившись веером, что-то прошептала Джейн. Девушки засмеялись. Вот Жозеф Фуше и Гастон Деларош, мрачные, словно вороны в стае белых голубей. Амели присела в реверансе, а на лице отразилось едва заметное отвращение. Наконец она увидела Ричарда и от неожиданности наступила на свой подол.

Заминка вышла небольшая, никто ничего не заметил, но Селвик обрадовался. Приятно, когда тебя замечают! Амели быстро поправила юбки и пошла дальше, гордо подняв голову, чтобы не видеть Ричарда. Так, значит, она не желает его знать? Ладно…

Денон снова толкнул Ричарда:

— Вы что, знаете этих англичанок?

— Нет, то есть да… Пару дней назад мы вместе прибыли из Дувра. Это родственницы Балькура. Одна из них — его сестра, вторая — кузина, а драконша с пурпурными перьями — их компаньонка.

— Une femme formidable![19] — выпалил Денон, с тревогой глядя на перья мисс Гвен. — Дружище, мне очень вас жаль. В этих англичанках нет ни грамма шарма. Они не понимают, что флирт — это искусство. Представляю, как скучно было на пакетботе!

— Нет, вовсе нет! Зря вы так! — запротестовал Селвик. То, что они повздорили с Амели, еще не означает, что он может быть к ней несправедлив. — Мисс Балькур — невысокая, темноволосая, прекрасно начитанна и имеет собственное весьма оригинальное мнение о влиянии египетского искусства на греческое.

Прищурившись, Денон посмотрел вслед девушке.

— Значит, она, как вы их называете… синий чулок?

— Нет, не думаю, — задумчиво проговорил молодой лорд, разглядывая темные кудри Амели. — Даже не знаю, как ее назвать, — чуть слышно добавил он.

— Может, оригиналкой?

Виван так внимательно разглядывал девушку в монокль, что его любовница бешено замахала веером.

— Да уж, оригиналка! — Ричард с трудом подавил улыбку, вспомнив, как Амели сравнивала революционеров с каннибалами. — Стопроцентно!

На другом конце зала, дожидаясь очереди засвидетельствовать свое почтение мадам Бонапарт, Джейн шепталась со свой стопроцентно оригинальной кузиной.

— Слушай, у тебя шея не затекла?

— Он все еще на меня смотрит?

— Нет! — возмущенно выдохнула мисс Вулистон. — Знаешь, ты ведешь себя просто нелепо!

— Не хочу с ним разговаривать! Он меня раздражает!

— А если притвориться, что его не видишь, то разговаривать не придется?

— Именно!

— Девочки, шептаться очень невежливо! — возмутилась мисс Гвен.

Заслонив лицо веером, Амели закатила глаза.

Страшно хотелось размять затекшую шею, однако мисс Балькур переборола себя и, укрывшись за веером, стала размышлять о прогрессе в поисках Пурпурной Горечавки. Точнее, об отсутствии прогресса. На сегодняшнем приеме удалось подслушать по крайней мере десять бесед. В результате выяснилось, что месье Мюрат задолжал портному, а мадам Рошфор состоит в любовной связи с лакеем или, возможно, с грумом (женщина в зеленом тюрбане, рассказывавшая историю подруге, не уточнила). Однако за исключением того, что энергичная мадам Рошфор может знать Пурпурную Горечавку, вся эта информация была бесполезна.

А что касается самого шпиона… Подавляющее большинство гостей были французами. Если Горечавка не просто копирует сэра Перси, то его имя указывает на национальность. А англичан было всего двое. Первый, мистер Уиттелсби, с длинными волосами и несвежими манжетами, едва завидев Джейн, бросился перед ней ниц и на ходу сочинил «Оду принцессе в лазоревых туфельках». Очень мило, хотя и бездарно. К счастью, на помощь пришла мисс Гвен, наступившая поэту на руку. Несчастный взвыл от боли на середине второй строфы. Конечно, такое амплуа может быть маскировкой, но… Амели нахмурилась.

Второй, мистер Жорж Марстон, как и его имя, был англичанином лишь наполовину, но его яркий сюртук казался не менее отталкивающим, чем жирные патлы мистера Уиттелсби. Однако в голубых глазах Марстона полыхал огонек, показывающий, что человек этот не так прост, как кажется.

Белая пухлая рука брата выхватила веер.

— Мадам Бонапарт, позвольте представить вам мою сестру, мадемуазель Амели де Балькур, — по-французски сказал Эдуард.

Амели присела в глубоком реверансе, а мадам Бонапарт вежливо кивнула. Мило улыбнувшись девушке, Жозефина заговорила по-французски:

— До революции я знала вашу маму. Такая милая женщина! Узнав, что я развожу розы, она прислала саженцы сортов, о которых я мечтала. Вам обязательно нужно увидеть мой маленький сад в Мальмезоне, который обязан своей красотой вашей дорогой маме.

Мадам Бонапарт говорила с довольно заметным креольским акцентом. Слушая неторопливое журчание ее речи, хотелось закрыть глаза и не думать ни о чем серьезном. Амели не раз видела портреты мадам Бонапарт, которая считалась первой красавицей Франции. Увидев Жозефину живьем, девушка поняла, что секрет ее очарования не в правильных чертах лица, а во всепоглощающем спокойствии, которое она излучала всем своим существом. Вот бы опуститься возле ее кресла на пол и слушать рассказы о маме… Но нет, нельзя жертвовать планами даже ради памяти родителей. Если мадам Бонапарт, а следом за ней весь двор узнают, что Амели говорит по-французски, она не сможет стать полезной Пурпурной Горечавке.

Вот и пришлось корчить из себя дурочку и говорить на ломаном французском: