Читать книгу "Стеклянные тела - Эрик Аксл Сунд"

Прямо – жилой дом, налево – конюшня; рядом располагалась и гостиница. Обе были фахтверковыми строениями с выбеленными фасадами; у стены конюшни стоял большой серебристый «БМВ» Хольгера.

Айман молча сидела на заднем сиденье, и он, паркуя машину, мельком взглянул в зеркало заднего вида на ее лицо. Айман торопливо провела рукой по щеке, и он понял, что она плачет.

– Каким вообще был Ингу? – спросил Йенс.

Исаак немного подумал, прежде чем ответить.

– Он был земной, несмотря на духовность и религиозное прошлое. Не то чтобы великий философ, но интересный художник – его картины невозможно объяснить. Они просто-напросто были прекрасны. Но в последний год он не мог рисовать.

– Как, по-твоему, он поэтому покончил с собой? – спросила Айман.

Исаак открыл дверцу.

– Этого мы никогда не узнаем. – Он протянул ей бумажную салфетку. – Но, вероятно, когда он понял, что его мозг не будет больше функционировать, как прежде, то застрелился.

До чего печальна иногда правда, подумал он.

Ванья

Полуостров Бьере

Ванья сидела у окна гостиничного номера и видела, как они выходили из старой советской машины.

Первой вышла Айман, и Ванья заметила, что она плачет. Натянуто улыбавшийся Исаак протянул ей салфетку. Ванья подумала, что он какой-то неестественный. Так много поверхностного, тщеславия.

– Такси за тобой? – крикнула Эдит из ванной.

– Нет.

Наконец вылез легавый, и Ванья подумала – не замутили ли они с Айман. Взгляды, которыми они обменивались, невозможно было истолковать неверно.

А вдруг он ее узнает? Он точно видел ее в тоннеле «Третьего пути», Ванья-то сразу его узнала, вспомнила, что он болтал с какой-то девицей.

Да ничего он не разглядел через косметику. Не разглядел маленькую жалкую девчушку.

Пол положил руку ей на плечо.

– Уверена, что не хочешь остаться?

– Да, – ответила Ванья, скривившись. Она старалась произносить поменьше слов, потому что раны на груди натягивались, когда она говорила. Хоть бы Пол не разглядел, что ей больно. А разглядит – она свалит все на болезненную менструацию. С ним это работает, а вот с Эдит – нет, Эдит тщательно следит за ее циклом.

– Будь поспокойнее сегодня вечером, – сказала Эдит из ванной.

– Обещаю, что буду послушной девочкой. – Ванья надела сумку через плечо. – Я выйду. Подожду такси. У кого-нибудь из вас есть покурить?

– Ты уже получила деньги на такси. – Ванья услышала, насколько Пол раздражен. Они весь день дулись, и тому были причины. Когда Ванья явилась домой после концерта в «Третьем пути», скрыть опьянение не удалось. – К тому же мне не нравится, что ты куришь, но если уж тебе так надо, покупай на свои.

– Ты куришь. Эдит курит. Вот и я курю.

На лестнице она встретила Хольгера и остановилась на ступеньку выше его. Хольгер спросил, куда она направляется, и, выслушав ответ, сказал – береги себя. Потом вынул бумажник и дал ей пятисотку.

– Вот тебе на такси.

Хольгер напоминал Ванье о ее последнем счастливом лете. Ей было двенадцать, и Хольгер возил ее в лагерь на Детский остров. Две недели, пока Эдит с Полом были в Берлине.

В то же время он напоминал Ванье о том, что ей никогда больше не будет двенадцать и, может быть, она никогда больше не будет счастлива так, как тогда.

Ванья взяла деньги, сказала «спасибо» и протиснулась мимо него. Ощутила запах его воды после бритья – и чего-то еще. Вроде мыла и кожи. Именно так пахло в его квартире в Эстермальме.

Ванья вышла во двор и присела на лавочку между разворотной площадкой и старыми конюшнями. Тяжело пахло навозом.

Через несколько минут из гостиницы вышла Айман. Она заметила Ванью и подошла к скамейке. Было видно, что она плакала.

Айман села рядом с Ваньей, и девочка почувствовала, что разговор будет непростым.

– Когда я обняла тебя на кладбище, то заметила, что тебе больно, – сказала Айман, помолчав. – Ты сделала себе больно?

Ванья окаменела, но ничего не ответила. Она не знала, как объяснить. Сидела молча.

– Ладно, – сказала Айман. – Поговорим, когда будешь готова. – Она поднялась, чтобы вернуться в гостиницу. Но прежде чем оставить Ванью одну, Айман подтянула рукав.

Вдоль руки Айман тянулись несколько длинных шрамов.

Симон

«Кристиан Тиран»

Кровавый дождь из Сахары так и не достиг Сконе. Но если бы кровь полилась с неба на продрогшую, одетую в черное очередь перед подвальным клубом «Кристиан Тиран» на Кристиан II-вэг в Энгельхольме, все решили бы, что так и задумано. На входе кто-то раздавал бритвы, и из окошка комнаты, приспособленной под гримерную, Симон увидел трех девочек с изрезанными руками. У одной из них в ухе в качестве сережки висел тампон, а на футболке значилось «Меня трахнули ножом».

Народу было уже много, но, возможно, многие пришли, чтобы увидеть группу на разогреве – местную знаменитость, игравшую классический блэк-метал. Сам Симон думал, что они сосут. Музыка у них вполне нормальная, а вот тексты и оранжировки очень так себе, не говоря уже о названии. Они назывались «Burning Corpses[8]», и если уж людям не пришло в голову чего пострашнее, то пусть занимаются каким-нибудь другим делом.

Шприц лежал на треснувшей фарфоровой тарелке. Пустая бутылка из-под красного вина стояла рядом, и Симон был благодарен, что Эйстейн оставил его в покое.

Что-то случилось в «Третьем пути» вчера ночью, о чем Эйстейн не хотел говорить, как не хотел говорить, откуда у него синяки на лице. Симон предположил, что его кто-то отлупил, и Эйстейн стыдится этого.

Подвальное помещение на самом деле было гаражом, временно закрытым на ремонт. Гримерная располагалась на середине лестничного пролета, и через зеркальное окошко Симон мог видеть все, что происходит внизу, а его никто не видел. Помещение было сравнительно маленьким, и Симон гадал, сколько народу пришло. Сто человек? Сто пятьдесят? Трудно определить. Все слиплось в черную массу.

Будет тесно и, наверное, душно. И пахнуть будет плохо. Реально плохо. Кажется, внизу уже начало вонять. Под сценой, невидимые для публики, лежали отбросы с бойни, рыбьи кишки и несколько дохлых крыс. «Burning Corpses» думали, что будет круче, если подвесить все к потолку на крюках, как делают другие, но Симон считал, что разбросать все это под сценой – еще отвратительнее. Пусть все начнется как бы крадучись. Голод всегда приходит крадучись.

Симон наблюдал за начинавшимся столпотворением. Если прищуриться, люди похожи на насекомых, на черных жуков, может, каждый – мокрица или таракан. Симон не знал, как долго он сидел в гримерной и таращился вниз, но группа разогрева уже начала играть; халтура, как он и ожидал, но публике нравится.