Читать книгу "Завтра начинается сегодня. Как воспользоваться достижениями anti-age медицины - Дэвид Агус"

Люди очень любят жаловаться на влиятельность «Большой фармакологии», но врачи и больницы тоже иногда одерживают победы. В 2012 году Мемориальный госпиталь решил не давать пациентам с раком кишечника лекарство афлиберцепт (залтрап), новое средство, разработанное Sanofi, пятой крупнейшей фармацевтической компанией в мире. Изначально лекарство стоило 11 000 долларов в месяц, но врачи решили, что польза от лекарства не оправдывает такой высокой цены. Группа докторов написала редакторскую колонку в газете, где объяснила свое решение, и Sanofi уступила, снизив цену для американских онкологов вроде меня вдвое.

Впрочем, даже если учитывать возможное снижение цен, многие медики сомневаются в том, является ли работа с генетическими причинами болезни самым эффективным подходом в деле улучшения здоровья. И даже я понимаю их сомнения. Именно потому, что я – один из основателей компании, проводящей генетические скрининги, я могу сказать, что гены говорят не обо всем. На лекциях я обычно использую следующую аналогию: вы можете разобрать автомобиль и исследовать все запчасти, но из этого вы не узнаете, сколько времени машина будет ехать из пункта А в пункт Б. Нужно учитывать и то, как эти запчасти взаимодействуют в рамках сложной системы, качество масла и бензина, окружающую среду, в которой должна ехать машина. Нельзя забывать и о других переменных, определяющих функциональность автомобиля: от погоды и состояния дороги до компетентности водителя, наличия на дороге других машин и выбранного маршрута.

Инициатива персонализированной медицины, созданная Обамой, – не первая организация, которая создает базу данных для сбора и обработки медицинской информации с особым вниманием к геномике. NIH уже запустил три исследования, изучающие генетические отклонения раковых опухолей пациентов. По их итогам больных можно будет отправить на клинические испытания лекарств, которые могут исправить конкретные молекулярные помарки или переключить «тумблеры», из-за которых и развивается рак. Одно из этих исследований называется NCI – MATCH (Molecular Analysis for Therapy Choice, «Молекулярный анализ для выбора терапии»); в него принимают взрослых с раковыми опухолями, которые перестали реагировать на традиционное лечение. Pediatric MATCH – такое же исследование, но туда принимают детей. Третье исследование – Lung-MAP, «Главный протокол по плоскоклеточному раку легких»; это совместная работа частных и государственных компаний, где похожий молекулярный подход применяется для людей с плоскоклеточным раком легких, для которого сейчас нет никаких эффективных методов лечения, кроме операции. Кроме того, Онкологический институт имени Даны-Фарбера в сентябре 2011 года запустил программу Profile. Это первый госпиталь США, делающий генотипирование опухолей для всех пациентов, больных раком. Цель – создать крупную базу данных, вроде широко известного «Фреймингемского исследования», заложившего фундамент для огромного количества исследований сердечно-сосудистых заболеваний в последние полвека. Крупномасштабные исследования должны помочь нам ответить на вопросы вроде «Больные раком с вариацией в гене X живут дольше или короче?» По словам Фрэнсиса Коллинза из NIH, глобальная цель состоит в том, чтобы «создать достаточную базу знаний, чтобы прецизионную медицину можно было использовать практически во всех областях здравоохранения и лечения» [8].

Нельзя полностью положиться на изучение ДНК, чтобы полностью понять свое тело и способы его лечения. Всегда нужно помнить о конкретных обстоятельствах, в которых находится конкретный человек.

Не стоит забывать, что прецизионная медицина, какой бы развитой ни будет техника и какой полезной она ни станет во всех отраслях медицины, все равно сохранит в себе немного искусства и науки. Невозможно купить несколько устройств и следить за собой, доверяясь только их показаниям; точно так же нельзя полностью положиться на геномику, чтобы полностью понять свое тело и способы его лечения. На ДНК нужно смотреть в контексте других обстоятельств жизни. Вспомните, например, о женщине, которую я ранее упомянул: несколько лет назад ей сказали, что у нее высокая вероятность развития болезни Альцгеймера из-за редкого генетического варианта, но недавно сообщили, что у нее есть еще и защитный ген, который снижает риск до среднего. Или рассмотрим еще одну историю: одной женщине сообщили, что у нее изменен ген BRCA1 и риск развития рака груди очень высок. Пока она рассматривала вариант с удалением обеих грудей, другой врач в крупном онкоцентре сказал, что изменение в гене BRCA1, которое нашли у нее, никак не влияет на риск рака груди. Обе истории – о реальных пациентах, с которыми я работал; они подчеркивают сложную, развивающуюся природу современной медицины. Несмотря на прогресс в изучении ДНК и многообещающие возможности, открывающиеся благодаря этому, ДНК – лишь ничтожная доля всей информации, содержащейся в вашем теле.

У ваших генов есть дружелюбные соседи

Ранее я уже упоминал о том, что митохондрии, источник энергии для наших клеток, когда-то были свободно живущими бактериями, но каким-то образом превратились в часть нашей физиологии, чтобы давать топливо нашей жизни. Оказывается, что нашей жизнью и здоровьем мы обязаны большему количеству микробов, чем когда-либо себе представляли. Собственно, можно даже сказать, что мы обязаны жизнью микробам даже в большей степени, чем нашей ДНК, если смотреть чисто с числовой точки зрения: микробных клеток в нас в десять раз больше, чем наших собственных, и в них содержится более восьми миллионов генов – в 300 раз больше, чем в нашей ДНК. К счастью, наши клетки намного крупнее, так что микробы хотя бы весят не в 10 раз больше нас. Эти микробы повсюду: и вне, и внутри нас. Они живут у нас во рту, носу, ушах, кишечнике, гениталиях, на коже. Ученые на данный момент идентифицировали около 10 000 видов микробов, в том числе многие из тех, которые не были известны раньше, но это число, скорее всего, будет расти и достигнет примерно 35 000 тысяч. Сейчас появляются новые технологии, которые позволят идентифицировать все виды, многие из которых невозможно вырастить традиционным образом в лаборатории, так что для них требуется высокотехнологичное секвенирование ДНК.

Большинство из этих организмов живут в нашем пищеварительном тракте; среди них встречаются грибки и вирусы, но главную роль в поддержке нашего здоровья все-таки играют различные виды бактерий. Причем мы взаимодействуем не только с микробными организмами, но и с их генетическим материалом. По сравнению с двумя миллионами уникальных бактериальных генов, идентифицированных в микробиоме каждого человека, 20 000–25 000 кодирующих белки генов в наших клетках кажутся каплей в море. Поистине, мы в большей степени микробы, чем люди.

Даже в нашей собственной ДНК есть коды, имеющие вирусное происхождение. В течение всей нашей эволюции вирусы встраивались в геном человека; некоторые из них, возможно, виноваты в наших заболеваниях. Недавние исследования, например, показали, что смертельное мышечное дегенеративное заболевание, боковой амиотрофический склероз (ALS), также называемый «болезнью Лу Герига», может быть связано с остатками древнего вируса, который вошел в наш геном тысячи лет назад. Исследования только начались, и нужно понять еще очень многое – в частности, факторы окружающей среды, приводящие к экспрессии генов, которые вызывают болезнь, – но главное, что нужно понять, – мы состоим не только из человеческих клеток. Мы – сложная сеть микробных компонентов, которые всю жизнь влияют на нашу биологию.