Читать книгу "Врата ночи - Татьяна Степанова"

С Астрахановым она почти не разговаривала. Зато со Скуратовым они беседовали. Несмотря на полноту, он показался Кате чрезвычайно симпатичным.

— Сергей, вы плохо угощаете свою очаровательную спутницу, — заметил Скуратов шутливо-строгим тоном. За столом всей своей манерой держаться и, главное, завидным аппетитом он напоминал ей Кравченко. — Вот рекомендую, попробуйте наше фирменное. Маринованные груздики. Не волнуйтесь, Катенька, это не ресторанная стряпня. Свои, домашние, друзья присылают из муромских лесов.

Катя смотрела на маринованные «груздики» в хрустальном лоточке. Рядом стояла вазочка с черной икрой.

— Хороший стол — это уже что-то по нашим временам. А когда еще и компания подбирается...

Скуратова перебили. Настало время тостов. А пить господа военные историки умели красиво и со смыслом. Пили за... Господи, Кате никогда не доводилось слышать столько тостов и по таким разным поводам. Были тут тосты торжественные и патетические, были героические со слезой, державные, патриотические, монархические, проправительственные, пропрезидентские, военные, галантные, были и шуточные, смешные до слез. Кате все хотелось услышать какой-нибудь настоящий фольклорный — «терско-казачий». Особенно ей понравилось, когда мужчины, стоя, пили здоровье войскового атамана — ей все казалось, вот сейчас осушат бокалы и грохнут их со смаком об пол — только хрустальные брызги веером. Но нет, выпили и аккуратненько поставили бокалы на скатерть.

— Катя, а теперь попробуйте вот это. Старинный грузинский рецепт. — Скуратов потянулся к блюду, намереваясь на правах хозяина в который уж раз угостить их с Мещерским. — Эх, аппетит — враг мой. — Он со вздохом указал глазами себе на живот. — И чего только не пробовал, чтобы немного сбросить вес.

— Есть одно кардинальное средство, — участливо заметила Катя.

— Какое же? — оживился Скуратов.

Она смотрела на маринованные «груздики». Эх, была не была, назвался груздем, полезай...

—Любовь.

— Серьезно?

— Да. Я вот влюбилась однажды и похудела на пять килограммов.

— Класс! — Скуратов смотрел на нее. — Ну и как же? Что дальше было?

— Ничего. Я просто худела, таяла как свечка.

— И чем же дело закончилось?

— Увы, ничем, — Катя лукаво улыбнулась.

— Значит, только несчастная, безответная любовь способствует потере веса?

— Увы. Но это дело чисто индивидуальное. Не знаю, как у вас, Алексей Владимирович...

—Алексей, пожалуйста...

—Но у меня именно так.

— Надо будет тоже попробовать. Врезаться этак безоглядно по уши в прекрасную нежную девушку... Сколько, вы сказали, кило долой — пять?

Они посмотрели друг на друга и расхохотались. И Кате показалось: она знает Скуратова давным-давно. И тут ей снова вспомнились рассказы Кравченко и Мещерского о нем. И его прозвище Бизон, и выходка матерью, которую он довел до инфаркта, и то, что он (по словам Мещерского) якобы пусть в шутку, но считает себя потомком злодея Малюты. «Горчица есть такая — „Малюта Скуратов“, — подумалось Кате. — Сама в магазине видела. Едкая!» Когда ужин подошел к концу, и официанты сервировали стол к чаю, все покинули столовую. Где-то начались мужские разговоры в сигаретном дыму. Мещерского отозвали в сторону, его снова с кем-то знакомили — с нужными людьми. Катя в одиночестве сидела на кожаном диване в гостиной. Смотрела на носки своих замшевых туфель. На узорный ковер на полу. Она понимала: Мещерского «прописывают» по полной программе. И сейчас не нужно ему мешать. Пусть потолкуют, присмотрятся друг к другу, обсудят дела. Мужчины!

Оркестрик выдохся, умолк. Музыканты отправились перекусить. Катя прошла через опустелый зальчик — пюпитры, на них раскрытые ноты, виолончель, прислоненная к стулу, скрипка, альт...

У окна, закрытого жалюзи, она увидела Яну. На ней тоже было вечернее платье — вишневое, удивительно шедшее к ее смуглой атласной коже и смоляным волосам.

— Здравствуйте, Яна, — светло поздоровалась Катя. Женщина обернулась. Вроде бы сначала не узнала, потом узнала, приветливо улыбнулась. Однако Катя видела: что-то ей не очень весело на этом празднике жизни и грузинских марочных вин.

— И вы здесь, надо же... Получается, у нас с вами общие знакомые.

— Получается, — сказала Катя. — Но я почти никого здесь не знаю, кроме Белкина. А с хозяевами дома познакомилась только сегодня.

— Еще узнаете, все впереди. — Яна смотрела в глубину комнат. Там в толпе гостей рядом с Мещерским и Белкиным стоял Скуратов.

— Как продвигается ваша работа в музее? — вежливо осведомилась Катя.

— Так. Ни шатко ни валко.

— А мне ваши рисунки очень понравились. Стильный бы вышел клип, если бы ваша работа была использована.

— Серьезно? — Яна произнесла это с той же интонацией, что и Скуратов.

— Хотелось бы даже еще раз взглянуть.

— Пожалуйста, буду рада. Запишу вам телефон. Где бы записать... — Яна достала из сумочки пачку сигарет «Кэмел», нацарапала номер карандашиком для бровей, оторвала кусочек картона. — Это телефон к нам в студию. Попросите меня, Янину Мелеску.

— Янина. Какие волшебные имена — Янина, Абдулла...

Яна глянула на нее — черный, цыганский глаз.

Улыбнулась. Намного теплее.

— Приходите, буду рада вас видеть, Катя. Валя Белкин пропуск вам закажет. И мне развлечение. А то сидишь день-деньской одна в этом археологическом склепе, — она говорила все это с показным радушием, но на Катю почти не смотрела. Смотрела вдаль — на Скуратова, который, казалось, совсем ее не замечал.

И внезапно...

Кате показалось — это же ее собственные мысли, только она услышала их со стороны, облеченными в слова.

— Посмотрите на них. Посмотрите на них, Катя. Какие они, когда им не до нас. Когда они даже не пытаются скрывать, насколько мы лишние... Когда они не хотят, а может, просто устают притворяться, что мы им нужны...

Яна поднесла руку к накрашенным глазам и быстро стерла что-то ладонью со щеки. Катя подождала: она пояснит, разовьет мысль дальше. Но Яна Мелеску не произнесла больше ни слова. К ним подошли Алагиров, его сестра и ее приятель — видимо, из «новых», немного еще неотесанно-диковатых, но, к счастью, пока еще скромных, не наглых.

Подошли Мещерский и тот его однокашник, Михаил Ворон, о котором Катя лишь слышала, но видела его впервые.

Потом в столовой опять пили шампанское, грузинское вино, мужчины — водку, коньяк. Беседа то затихала, то разгоралась. Классический оркестрик зачах вконец. Его сменила мощная стереосистема. И немного расслабились, потанцевали.

Катя танцевала с Мещерским. А он, как известно, был ниже ее на целую голову. А затем ее пригласил Скуратов. О чем они говорили во время танцев? У Кати от шампанского кружилась голова. Кажется, о том, Что европейской женщине не стоит одной путешествовать по мусульманским странам. Даже в традиционный Египет и Анталию лучше ехать в компании или с мужем, или с другом. А потом они ни о чем не говорили.