Читать книгу "Я живу в этом теле - Юрий Никитин"

Не так ли и здешние разумоносители могут переходить вследующий стаз? Только у них это связано не с возрастом и половым созреванием.Иначе мудрость в самом деле была бы эквивалентна длине бороды.

Она что-то говорила с кухни, я не расслышал, крикнул:

– Что? Ты что-то сказала?

Она снова что-то прокричала, уже громче, но грохотпроехавшего по улице грузовика заглушил ее голос вовсе. Оттуда доносилсяпостоянный шум, равномерный, давящий, который настолько въелся в нашу жизнь,что не замечался вовсе.

Надо бы стекла другие, подумал я тягостно. Или рамы. Вродебы теперь выпускают такие, звукопоглощающие. Дикий мир…

На какой-то миг мелькнула невероятная мысль, что вот сейчасвместо замусоренной улицы, разбитого серого асфальта в трещинах, неопрятноодетых прохожих… увижу блистательные здания звездных городов, три разноцветныхсолнца над городом, стерильно чистый красочный мир, летающие автомобили.

Но тело мое уже повернулось, взгляд упал на синеепрокаленное небо. Из-за привычной дымки промышленного смога уже целое поколениездесь не видит солнца в том виде, в каком видели его отцы и деды, а ночью невидят того усеянного звездами неба, что видели в прошлом веке.

– И другого мира мне не видать, – прошептал я. Ворту была горечь, словно желчь поднялась к горлу. – Не дожить…

Лена вышла с кухни, веселая и раскрасневшаяся:

– У нас на службе собирают группу на Мальдивскиеострова! Если наберется десятеро, то скидка на треть… Нам бы уговорить ещедвоих…

– Мальдивские? – переспросил я. – Это где?

– Совсем в другом мире, – выдохнула она сблагоговейным ужасом. – На другом конце света! Где-то посреди океана натой стороне планеты.

– Здорово, – сказал я, потому что в наборе моихалгоритмов было «как я тебе завидую», «молодец», «привези сувенир», еще две-трипривычные фразы, но горечь жгла десны и разъедала язык.

Мальдивские острова, Москва, Нью-Йорк, арабские пустыни… Дакакая разница? Ни тебе летающих автомобилей, ни туннелей в прекрасные миры, ничудес техники… Только сводящий с ума грохот за окнами, только этот больнойкороткоживущий народ. Какие могут быть мысли о жизни вечной: день прожил –и то счастье среди мрущих от болезней, войн, недоедания, стрессов…

Она вошла в комнату, на ходу скосила глаза в зеркало настене, мгновенно преобразилась: спина ровнее, грудь вперед, живот втянула, дажегубы сразу стали краснее, а брови лукаво изогнулись.

– Эх, – сказала неожиданно. – Выгляжунеплохо, но если бы моей маме родить меня на месяц позже!

– Зачем?

– Как зачем? – удивилась она. – Ну, тытупой!.. Я была бы моложе на целый год!

Я кивнул, в горле комок. Не понимает. В своей дикарскойнаивности уверена, что, если бы ее отец с матерью зачали ребенка на месяцпозже, это была бы все равно она. Лапушка, даже сестры-близнецы разнятся! Еслибы у твоего отца родился ребенок на месяц позже, он был бы слегка похож натебя… может быть, вовсе мальчик… но даже девочка была бы совсем-совсем не ты…

Я с ужасом подумал о случайностях. Я бы не встретил ее, уменя не было бы нашего Галчонка, у меня жизнь была бы другой… Все было быиначе.

И только подумать, что и мой отец мог бы пройти мимо моейматери, не лечь с ней в постель в ту ночь, не…

Я почувствовал себя стеклянным, из того тончайшего хрупкогостекла, что ломается при малейшем прикосновении.

Леонид и Настя ввалились довольные, благодушные, сшампанским, огромной коробкой торта. В руках у Насти колышется целый снопсвежесрезанных половых органов существ, которые именуются растениями.Считается, что они чувствуют, но не мыслят, на этом основании их едят дажевегетарианцы.

От этих половых… да ладно, цветов сильно и возбуждающепахло. На нюханье половых органов особей противоположного пола, как, к примеру,поступают собаки, лучшие друзья человека, наложено табу. А вот половые органырастений даже невинная девушка срезает с дикарской непосредственностью,зарывается в них лицом, балдеет, и – чем цветы крупнее и ярче, тем еевосторг больше… гм… что вообще-то понятно.

Женщины расцеловались, мы с Леонидом хлопнули ладонь оладонь и сцепили пальцы в рукопожатии: довольно нелепый обычай, еще с каменноговека как-то дожил – потоптались в прихожей. Мы с Леной громко и веселонапоминали, что у нас пока еще не Япония, снимать обувь не надо, а Леонид навсякий случай говорил, что надо бы дать ногам отдохнуть, после чего сразудвинулись на кухню.

Шампанское – в холодильник, но у меня пара бутылоквсегда в запасе, вытащил, к восторгу женщин, обе тут же начали кромсать торт.Леонид развел руками, признавая поражение. Старше меня лет на пятнадцать, онжил по-юношески легко и беспечно, над проблемами голову не сушил, Настя ужечетвертая жена, моложе вдвое, но сжились, даже внешне похожи, хотя за последниегоды Леонид сдал, сдал…

Я поймал себя на том, что смотрю на него с каким-топодленьким чувством. Сам понимаю, что нехорошо, но ничего не могу сделать.Леонид старше меня. Он умрет раньше. Я буду еще ходить по земле, видеть ислышать мир, голоса, общаться с людьми, получать радость от еды, а он – уженет… Его не будет.

Сам факт жизни воспринимается как некий сверхдар, которыйделает нас уже выше и лучше всех, кто жил раньше. Мы чувствуем полнейшеепревосходство над всеми жителями Римской империи, будь они рабы, патриции,императоры или философы… уже на том основании, что они умерли, а мы вот живы.Да что там римляне: даже деды и прадеды, будь они все ломоносовыми именделеевыми, кажутся нам простенькими и глупенькими, ибо мы знаем больше,мы – ж и в е м.

Точно так же через сотню-другую лет на нас тоже будут смотреть,как мы на людей нелепой пушкинской эпохи, или нелепой эпохи Ивана Грозного, илилюбой другой из прошедших эпох, ибо они прошли, и это главное основание для ихнелепости в нашем понимании. И обосновании нашего превосходства.

Я неспешно сдирал фольгу, а Лена на ходу переключалателеканалы. По экрану заметались футболисты, бодрый голос комментатора вопил,кто сколько забил в этом матче, а Леонид хлопнул себя по лбу, расхохотался:

– Вчера веселый анекдот услышал!.. Ха-ха!.. Одинзнатный футболист, не буду называть его фамилию, после смерти попал в ад. Ну,главный черт и говорит: я смотрел, как ты играешь, – понравилось. От карысовсем освободить не могу, это не в моей власти, но зато сам можешь выбратьместо, где станешь отбывать свое пожизненное… то есть вечность. Ну, идет нашфутболист по пеклу, смотрит по сторонам. В одном месте в котлах с кипящейсмолой сидят, в другом – на раскаленных сковородках, в третьем – на кольяхкорчатся… Все страшновато, все почему-то не по ндраву. А тем временем идет поберегу озера, полного дерьма, там по горло в этом самом стоят какие-тогрешники. Переговариваются, курят, анекдоты травят. Подумал, хоть и воняет, новсе-таки лучше, чем в котле, сказал, мол, здесь буду. Ну, спихнули его вдерьмо, смрад страшный, только-только он перевел дух, как появляетсянадсмотрщик и орет: «Кончай перекур, давай доедай остальное!»