Читать книгу "Мальчики-мальчишки - Наталья Горская"

Всё это напоминает тот самолёт, «который подняли в воздух, не зная, есть ли в пунктах назначения посадочная площадка», – так писатель Юрий Бондарев описал Перестройку на Девятнадцатой партконференции в 1988-ом году… и сразу из мэтра советской литературы сделался изгоем. И советы эти так же не годятся для России. Они вроде где-то и витают, вроде и готовы доставить свой ценный груз в пункты назначения, но «сесть» не могут. Посадочной площадки для них нет, не принимают их в наших населённых пунктах. Чужие идеи попали на иные пространства. Им даже корни не пустить, потому что для этого надо хотя бы спуститься с небес на землю, хотя бы немного к ней приблизиться, хотя бы чуть-чуть разглядеть, что на ней творится.

Все эти призывы, что каждый должен быть сам за себя и сам для себя, не могли в одно мгновение переделать вчерашнего советского гражданина, который был десятилетиями приучен работать на систему, а не на себя и только на себя. Он был приучен к миру коммуналок и колхозов, к общине. Теперь от него стали требовать, чтобы он научился обставлять своих сограждан в конкурентной борьбе за место под солнцем: вырви свой кусок, а если не смог, то виноват только сам. В одну минуту он не мог перестроиться и изменить себя до такой степени. Этого не случилось до сих пор. Он изменился совсем не так, как ожидалось, если это хоть кто-то прогнозировал. Скорее всего, те, кто должны были об этом думать, плевать хотели и на отдельного человека, и на весь народ в целом. Поэтому им теперь ничего не остаётся, как учить нас всех эгоизму, так как «таковы требования рынка». Рынок стал требовать. Рынок! При этом слове всегда видятся обшарпанные прилавки, горластые торговцы. И вот эта свора стала заправлять одной шестой частью суши, стала давать советы, как из стилистов переквалифицироваться в визажисты?

Пусть так, но какой тут дайвинг в наших водоёмах, какие тут визажисты, если и последнюю парикмахерскую в городе закрыли? И ведь как разумно всё обосновали! Из администрации города пришли и убедительно так доказали, что парикмахерские городу не нужны: «Что это за работа такая – парикмахер? Кому он нужен? Каждый сам может взять ножницы в руки и себя оболванить – не велика наука. Другое дело – городом руководить». Точно так же объясняли потом закрытие мебельной фабрики: «Кому она нужна? Каждый сам может изготовить себе мебель, а то, ишь, привыкли жить на всём готовом, чтобы всё вам кто-то сделал и на тарелочке преподнес! Сами учитесь создавать для себя то, в чём вы нуждаетесь! А то заполонили всю страну фабриками какими-то, а нам… негде игровые автоматы установить, чтобы этот… как его?.. народ культурно свой досуг проводил, излишки денег в казино спускал».

Нам говорили, что всё это происходит по причине невостребованности товаров населением, что люди ничего не покупают, потому что у них денег нет, поэтому и предприятия никакие не нужны, чтобы что-то создавать. И мы верили, так как в карманах у всех на самом деле было пусто, хотя все и работали. Как рабы. Рабы вот этих речистых говорунов.

Под эту же песню по всей стране закрывали и больницы, и школы. Как раз тогда стала входить в моду практика самолечения. В газетах стали писать, что это происходит от недоверия к официальной медицине. А на самом деле это не от недоверия, а в какой-то степени от недоступности оной. Где эта медицина, если в некоторых посёлках ликвидировали даже ФАПы (фельдшерско-акушерские пункты)? Потом, когда уже в новом веке министр здравоохранения спросил, когда впервые услышал про эти самые ФАПы: «А что это?», – всем стало ясно, что непрофессионализм поразил не только нашу эстраду.

Как реакция на недоступность людям привычного ещё с советских времён медицинского обслуживания, расплодились книжонки, посвящённые тому, как, допустим, двести болезней лечить только капустным листом. То есть врачи не нужны, лекарства не нужны – капустный лист всё за них сделает. Только спустя десятилетия начинаешь осознавать истинные мотивы этого маразма.

Закрытие школ тоже объясняли тем, что они перестали быть единственным местом получения знаний. Бывшие двоечники и троечники сегодня становятся успешными людьми. Отмена закона об обязательном среднем образовании многими была воспринята как добрый совет не отдавать детей в школу: и вам дешевле, и ребёнку веселей. То есть сквозило от всего этого опять же до боли знакомым «мы ж всё это ради вас делаем, а вы, сволочи, не цените». Когда ропот населения начинал действовать на нервы, то приезжал какой-нибудь профессиональный крикун и призывал людей «грызть гранит науки на дому».

– А то, ишь, привыкли учиться только в комфортных помещениях, а попробуйте днём поработать, а вечером в школе, в вечерней! Как наши деды после войны!

Вечернюю школу в городе в самом деле оставили. Зато закрыли школу в удалённом от центра районе и устроили там… вытрезвитель. Заведение очень нужное, конечно же, в то непросыхающее время, но ведь не ценой закрытия школы! Её директор ещё тогда, в далёком 1992-ом году, спрогнозировал, что школы скоро опустеют, учиться станет некому:

– Сейчас никто рожать не будет. Жизнь-то настолько страшной стала, что и рожать не захочешь. К концу века некому будет в эти школы ходить.

Образование – ключевой катализатор культуры, одно из важнейших условий её существования. Человечество не может стоять на месте, не может не анализировать и не усваивать накопленный опыт. Прогресс нельзя отменить, любое нормальное общество движется вперёд, а не назад. Разные эпохи и обстоятельства, естественно, требуют разного взгляда на образование, на те или иные профессии. В промышленном обществе шоумены если и нужны, то не в таком количестве, как в России сейчас. Но мы уже говорили, что Россия стала черпать мудрость из чужих колодцев. Начались странные эксперименты и в сфере образования: было полностью перекроено преподавание многих предметов. Например, историю стали изучать чуть ли ни по наспех переведённым учебникам из Европы и США, курс русской литературы тоже был «приближен к стандартам ведущих мировых держав».

Наше общественное устройство не позволяет надеяться на широкое распространение альтернативных подходов к образованию. Из них мы смогли только «осилить» возврат церковно-приходских школ. Основной же «альтернативой» прежней системе стали поборы с родителей. Обучение детей в обычной провинциальной и даже деревенской школе стало обходиться в кругленькую сумму. Родители и платили бы школе, если бы их труд нормально оплачивался. А труд этот как раз в те годы вообще перестал считаться ценностью.

И опять в газетах стали появляться публикации из другого измерения. Измышления и предположения, что проведённое в школе время у некоторых детей, оказывается, может напрочь убить интерес к учёбе! Всё громче зазвучали заявления, что время пребывания в школе вообще может оказаться потерянным для ребёнка. А вот если бы он учился на дому, то наверняка мог бы полюбить учёбу всем сердцем. Как это было в семьях русских дворян, где дети вообще не ходили в школу, а обучались дома под надзором бонн и гувернёров. Как до революции! Вот это «как до революции» многих подкупило: хоть в чём-то сойти за дворян.