Читать книгу "Крымские каникулы. Дневник юной актрисы - Фаина Раневская"

25 августа 1922 года. Евпатория

Павла Леонтьевна встретила одну актрису, с которой когда-то познакомилась в Рязани. Она давно оставила сцену, вышла замуж, переехала в Одессу и сейчас служит в одесском комхозе[151]. В Евпаторию она приехала в командировку. Увидев на афише фамилию Павлы Леонтьевны, она пришла в театр, а вечером была у нас в гостях. После ее ухода Павла Леонтьевна по секрету рассказала мне, что эта дама была любовницей театрального барона Дризена[152]и когда-то с его помощью мечтала покорить Петербург со сцены Александринского театра. Что за contraste![153]Александринский театр и одесский комхоз. Сколь жестоко может посмеяться над человеком судьба! Вспомнила нашего таганрогского портного Эпштейна, который мечтал стать оперным певцом (голос у него был хорош), а умер у себя в мастерской с ножницами в руках. Я так благодарна судьбе за то, что моя мечта сбылась. Павла Леонтьевна говорит, что если мечта человека совпадает с его предназначением, то она не может не сбыться.

Мы уже не играем «Романа», потому что эта пьеса считается буржуазной, но кое-кто здесь, в Евпатории, помнит меня в роли Маргариты Кавалини. Чтобы сделать людям приятное, я начинаю говорить с итальянским акцентом. Особенно мне нравится звучное слово «Карррамба!»[154]. Звук «р» в нем можно растягивать бесконечно.

27 августа 1922 года. Евпатория

В новом сезоне я буду играть две новые роли: Войницкую в «Дяде Ване» и Манефу в «Мудреце»[155]. Из-за Войницкой[156]Павла Леонтьевна дразнит меня «генеральшей» и называет меня «ваше превосходительство». Теперь можно так шутить, но в прошлом году такие шутки могли доставить большие неприятности. Войницкая не самая интересная из моих ролей, но таких старух мне еще не доводилось играть. Предполагалось, что Войницкую станет играть Павла Леонтьевна, но роль досталась мне. Я не пыталась конкурировать за роль с моим обожаемым другом (и никогда бы себе этого не позволила!), просто так было решено. Манефа много интереснее Войницкой. Я решила, что для этой роли мне понадобится тяжелый гипнотический взгляд. Репетирую его перед зеркалом.

Никогда не думала, что могу так сильно соскучиться по Симферополю. С нетерпением жду нашего возвращения домой, до которого осталось всего два дня. Хочется в Симферополь и одновременно жаль прощаться с морем. Увы, в компании Павлы Леонтьевны осенью или зимой выбраться к морю не выйдет. Дороги неспокойны. Надо ехать большой компанией. В начале весны были случаи, когда на людей нападали для того, чтобы их съесть. Сейчас до этого не доходит, но грабителей хватает. Нашу О. К., обладающую талантом притягивать к себе несчастья, ограбили накануне на набережной, когда она любовалась морем. Еще не стемнело, и неподалеку были люди, когда по бокам от нее вдруг встали двое мужчин, схватили за руки, уперли в бок что-то острое и потребовали сумочку. Получив ее, они исчезли так быстро, будто провалились сквозь землю. Когда несчастная пришла в себя настолько, что смогла закричать, их уже и след простыл. О. К. жалеет не об украденных деньгах (их было немного), а о серебряной пудренице, которую ей подарил какой-то поклонник.

2 сентября 1922 года. Симферополь

Нам говорили, что Советская власть не признает бенефисов[157], что бенефисы есть проявление буржуазного эгоизма, и потому им не место в революционном театре. Но нам стало известно, что в Москве бенефисы разрешены. Правда, с непременным условием, что бенефициант оплачивает театру полный сбор. Прежде дело обстояло иначе.

Многие захотели бенефиса. Не хочет его только Павла Леонтьевна. Она единственная из нашей труппы, кто его заслуживает. Павла Леонтьевна считает, что в такое время стыдно думать о личной выгоде. Она предложила дать несколько спектаклей в пользу голодающих или в пользу нашего театра, который ремонтировался еще при белых. Из-за того что в театре помимо спектаклей проводятся разные собрания, он быстро приходит в упадок. Ее не поддержали. Каждый думает только о своей выгоде. Мне одновременно и стыдно, и смешно. Стыдно, потому что я всякий раз стыжусь, когда, прервав репетицию, мои товарищи прямо на сцене заговаривают о деньгах. Сцена для меня священна. Она есть наш алтарь, на котором мы служим искусству. О деньгах и прочем, не имеющем отношения к спектаклю, можно поговорить за кулисами. Также мне не нравится недавно появившаяся манера прерывать репетиции. Некоторые актеры злоупотребляют деликатностью Р. и путают свободу слова с отсутствием дисциплины. Я готовлюсь к репетиции, вхожу в образ, и вдруг меня грубо из этого образа вытряхивают посреди репетиции, потому что кому-то приспичило высказать свое недовольство. А смешно мне потому, что невозможно без смеха слушать рассуждения той же В. В. относительно того, что она первой заслуживает бенефиса. В своей самонадеянности она дошла до желания сыграть на своем бенефисе Раневскую или Катерину! Немыслимо! Это все равно как если бы я вдруг захотела заменить Карсавину[158]или хотя бы Ваганову[159].

Ирочка совсем взрослая. Не узнаю ее, такая она стала серьезная.

Нищих в Симферополе стало гораздо меньше.

10 сентября 1922 года. Симферополь