Читать книгу "Червивое яблоко. Моя жизнь со Стивом Джобсом - Крисанн Бреннан"

Я была рада снова увидеть Клару и за короткое время нашего общения почувствовала, что она стала великодушнее и веселее. Она отвела меня на задний двор, где на небольшом травянистом бугорке сидел Стив и смотрел на небо. У него было радостное, изумленное выражение лица, а вокруг него концентрировался такой гул энергии, словно кто-то только что совершил хлопок двумя огромными музыкальными тарелками над его головой.

Задние дворы в пригородах Калифорнии часто бывают огорожены шестифутовым забором из красного дерева по границам участка. Как правило, они состоят из небольших, имеющих форму боба лужаек с бобовидными террасами и бобовидными бассейнами. После огромных лесов Среднего Запада эти задние дворы всегда казались мне крошечными, но также и необычными, как зимний сад, украшенный экзотическими цветами и солнечным светом. И мне всегда нравилось то, как они, казалось, создают личный участок неба – одновременно особенно и отчасти скупо.

Все то время, что я знала Джобсов, их задний двор был бесплодной, выжженной землей. Далеко не личный райский уголок, их двор представлял собой пустую коробку с традиционной лужайкой с ползучими сорняками и пятнами от воды, которые покрывали темное ограждение, словно замысловатая армия тлей-древоточцев. Однако в тот день я лицезрела его превращение из Канзаса в Оз. Зеленый сад, около шестидесяти футов в ширину и тридцати футов в глубину, покрывал заднюю треть земельной собственности. Признаками бурной деятельности в саду стояли стойки, шпагаты и циркуляры металлической формы, удерживающие растения в какофоническом подобии порядка. Складывалось ощущение, словно территория заднего двора все минувшие годы ждала этого вопиющего правосудия.

В Индии говорят, что ребенок не в состоянии каким бы то ни было образом ответить родителям за жизнь и заботу, которые они ему подарили. Я прочитала это в книге Рама Дасса, данной мне Стивом, «Будь здесь и сейчас». В Америке в шестидесятых или семидесятых не было принято выражать благодарность родителям, однако Стив нарушил привычные нормы. Казалось, что после его возвращения из Индии для него стало самым важным отблагодарить родителей за все то, что они для него сделали. Красивый сад олицетворял собой проявление его благодарности. Это была одна из великих характерных черт Стива – объединять практичное и поэтичное. После того все время, что я знала Джобсов, они всегда весною засаживали сад, и казалось, что это обстоятельство делало их счастливее.

Стив посмотрел на меня с небольшого холма в правой части сада. С легким вздохом он поднялся и, пока я стояла в дверном проходе, придерживая своим телом дверцу с проволочной сеткой, неким образом ожидая приветствия или по крайней мере улыбки, проскочил мимо меня на кухню. Встреча была настолько небрежной – даже разочаровывающей, – что мне стало интересно: а не явилась ли я не в тот день? Почему такое безразличие? Он пошел к плите и начал жарить в масле коричневый рис. Абсолютно растерянная, я подошла посмотреть, что он делает. Я никогда не видела, чтобы рис готовили подобным образом – идеальные толстые зерна полупрозрачного маленького коричневого риса, поджаривающиеся в крошечных пузырях кунжутного масла. Я была поражена. Даже кастрюля с длинной ручкой, в которой происходило все действо, оказалась великолепной. Такой подход к приготовлению риса был настолько нов для меня, что он спровоцировал внутри меня небольшую революцию. И я не преувеличиваю тот эффект, который он произвел. Я стояла позади него, бормоча что-то в волнении, пытаясь передать увиденную мною красоту, потому что не могла остановиться. Он продолжал молчать. Его манера поведения отталкивала и производила впечатление настолько же суровой, насколько безразличной. Я боялась, что мое присутствие он, вероятно, переносил с трудом. Это все при том, что само приготовление пищи было настолько великолепным.

Я отошла в самый дальний угол маленькой кухни. Затем Стив залил кипящую массу водой и закрыл крышкой сковороду. Все происходящее выглядело странным. Он не только не говорил со мной, но и само его поведение и безразличная манера отбивали все мое желание с ним разговаривать. Затем, когда он бросил несколько зерен приготовленной на пару волокнистой фасоли из сада в чашку и добавил туда соль, я наконец-то с облегчением осознала, что он готовился к моему приходу. «Садись, – приказал он, после чего бросил через стол тарелку с фасолью в моем направлении и рявкнул: – Ешь!»

На Востоке существует традиция усмирения своего эго жесткими способами. Индусы, тибетские буддисты, даже суфийские мистики считают, что для спасения человека от его собственного невежественного эго любые средства хороши. Так, например, если гуру говорит тебе спрыгнуть с обрыва, то ты бежишь к ближайшему и бросаешься с него вниз головой, поскольку это значит, что в следующей жизни ты будешь более просветлен. В наше время знаменитый учитель йоги Айенгар мог в прямом смысле слова ударить ученика, если у него возникало ощущение, что тот пытается выделываться, исполняя различные элементы йоги. За подобное поведение в США могли бы и засудить, однако на Востоке ты бы посчитал себя счастливчиком, имея такого учителя.

По всей видимости, Стив пытался играть роль учителя, рассматривая меня в качестве своего ученика. Это оказалось слегка чересчур – практиковать на мне такие вещи, особенно учитывая, что я об этом не была осведомлена. Обычно для установления отношений в формате учитель/ученик требуется согласие обеих сторон – однако я никогда не давала ему согласия на подобные вещи. Казалось, что я должна была играть роль объекта его шарады на протяжении всего ланча, но я чувствовала себя мучительно обиженной, поскольку он не разговаривал со мной. Я хотела уйти, однако сжала зубы и осталась. Позже я узнала, что каждый, кто знакомится с восточными духовными традициями, пытается примерить на себя поведение своего духовного наставника. Это затруднительно, однако все проходят через это тем или иным образом, что зависит от учителя, поведение которого они имитируют. Судя по всему, Стив имитировал поведение шестидесятилетнего индийского гуру, Ним Кароли Бабы, потому что он строил гримасы, чтобы изобразить глубокие морщины и большой нос, как у старика. Как можно не захотеть сымитировать поведение своего учителя, когда тебе действительно удалось познать истину, которую он олицетворяет?

Сидя за столом, я подвинула к себе тарелку с фасолью. Я никогда не любила стручковую фасоль и ожидала огромного разочарования, пока выполняла свою роль гостьи. А затем я собиралась пойти домой и заплакать. Таков был мой план. Однако как только я попробовала первую ложку, пища неожиданно оказалась настолько восхитительной, что я снова начала что-то лепетать Стиву. За всю жизнь я никогда не ела столь идеально приготовленной стручковой фасоли; по правде говоря, я не ела ничего более вкусного, чем эта фасоль. И, как идеальное размещение драгоценного камня в благородном металле, все стало на свои места: в жизни Стива происходило что-то, заслуживающее внимания.

Суровое поведение Стива в сочетании с прекрасной готовкой, качеством и вкусом пищи и нашим совместным пребыванием в комнате представляло собой ударное смешивание особенной тьмы и света. Складывалось впечатление, что вся сцена была снята в замедленном темпе. Меня заботили лишь светлые моменты и поиск истины, а на остальное я не обращала внимания. Это плохая стратегия, однако именно ее я использовала, чтобы пережить совместное пребывание с матерью, и именно она наделила меня ярким взглядом на жизнь. После ланча, когда я уходила, Стив пригласил меня прийти снова в следующую субботу. Я согласилась и сказала себе: будь что будет. Я однозначно хотела заполучить новую порцию фасоли, однако он больше никогда ее не готовил. Это было так в стиле Стива!