Читать книгу "Медленнее, ниже, нежнее… - Татьяна 100 Рожева"

– Удается?

– Неа…

Эмбрион улыбки на его лице сворачивается мою сторону, отражаясь в зеркале заднего вида.

– Ну, спрашивайте, что вас интересует?

– А вы ответите на все вопросы?

– На все – нет.

– Хорошо, давайте попробуем. То, что вас ничего не бесит, я уже усвоила! Но вы произнесли фразу «тяжело не это». Значит, всё же, что-то тяжело для вас? Что?

– Вы подозрительно въедливы. Вы не газетная писака, часом?

– Нет! Честное пионерское!

Он смотрит в мое честное лицо взглядом опытного милиционера. С тем же выражением пропускает тётку, переходящую дорогу в неположенном месте. Смотрит на меня еще раз, пристальней.

– Знаете, я помню, мальчишкой мечтал о джинсах. Купить в совке их было негде. Они просто не продавались. Они мне снились по ночам! Такие темно-синие, с карманами, выстроченные по швам, настоящие американские джинсы! Сколько раз во сне я надевал их, умирая от счастья! Просыпался, а меня как кипятком – сон! Так обидно! Нашёл фарцу, набрал денег, достал! Полгода отдавал долги! Но как сейчас помню тот день, когда я вышел в этих джинсах на улицу! Счастливей меня не было человека! Я больше никогда не был так счастлив! Никогда…. Ни когда купил первую машину, ни когда купил дом на Манхэттене, ни когда женился на «мисс Мира». А пластинки! Доставали, менялись, гонялись за ними! Держишь в руках новый диск битлов и такой кайф! Невероятный! Но те джинсы, конечно, недосягаемы! Сейчас нет такого. Пропало. Захотел – купил, захотел – купил. Я уже купил все, что хотел. И то, чего не хотел. Купил потому, что у всех есть или потому, что нет ни у кого. И просто по привычке покупать. Все, что я хочу я могу купить. Сразу! Но у меня больше нет желаний! Вот что тяжело… Понимаете?

– Понимаю. Теоретически…

Мы выезжаем на Новый Арбат. Игорь ставит машину на парковку.

– Подождёте? Я буквально, пять минут. – Он роется в бардачке и извлекает конверт. – Посмотрите пока. Здесь я молодой и красивый.

В конверте фотографии.

Игорю лет тридцать. Он стоит на балконе, на уровне, наверно, двадцатого этажа – небоскрёбы за его спиной вровень с развевающимися волосами. Это явно Америка. В кармане бежевой рубашки – темные очки, на поясе – мобильный телефон размером с кирпич. Снимают из комнаты. Он сосредоточен, но еще не так, как сейчас.

Игорь в плаще, темных очках и белой рубашке (торчит воротничок) – на борту какого-то плавсредства. Видна лишь небольшая часть палубы. За ним серая вода, серое небо и берег с еще живыми башнями близнецами.

Игорь в красном кабриолете на парковке. Почему-то не улыбается. Откуда уверенность, что в кабриолете следует улыбаться?

Игорь в том же кабриолете, но ближе. Одна рука на коже руля, вторая на коже подголовника пассажирского сиденья. Игорь щекастый и вихрастый, но грустный. Видимо, грустный уже давно. Фон-два фрагмента коттеджей и два диковинных растения, похожих на наших сосну и плакучую иву, но не по-нашему раскормленных, словно их удобряли попкорном и поливали кока-колой.

Игорь на теннисном корте. Футболка, штаны – бермуды, кроссовки, ракетка. На лице солнце и подобие улыбки.

Главный герой следующих трёх фотографий – огромный белый диван в огромной комнате. Диван влезает в фотографию лишь частями. На его правом повороте Игорь сидит, закинув ногу на колено. За головой – дерево в кадке. Он в красном пиджаке, белой рубашке, серых брюках. Галстук ярко-синим концом указывает на палец правой руки с обручальным кольцом.

На левом повороте дивана Игорь в той же позе, но в другой одежде. На стене картина «взрыв краски». Рядом – большой телевизор, музыкальный центр, букет в напольной вазе, на стекле журнального столика – пять пультов и видеокассета.

На центральной части белого дивана Игорь в джинсовом костюме, раскинул в стороны руки, показывая: «Весь этот диван – мой!»

На следующей фотографии он в шортах и футболке на фоне двухэтажного дома, словно слепленного из кубов разных размеров. Не наш дизайн – не сарай и не средневековый замок с бойницами. Ровные газоны, ровные дорожки, ровная зелень, ровные облака. И пейзаж точно не наш. Не перепутаешь.

Еще фото: Игорь за рулем белой машины на фоне коттеджей. Еще – на фоне Тадж Махала в скромных серых брюках. Еще – в баре, в джинсах и кроссовках. Еще – на горнолыжном курорте. Шапку и очки держит в руке, чтобы быть опознанным.

На двух следующих фотографиях ему лет двадцать пять. Он в джинсах, с электрогитарой, поёт. И за синтезатором, тоже в джинсах и тоже поёт. Увлеченность, ноты, пустые бутылки.

Еще фото – снова старше – в дендрарии. Светлые брюки, полосатая футболка, сощуренный взгляд, уставший читать про баобабов.

На последней фотографии – явно Европа. Игорь идет по узкой улице, глядя в сторону и не зная, что его снимают. Аккуратная стрижка, темное пальто, уверенность. Маленькие машинки, цветы на балкончиках и окнах красивых домов с завитушками и пилястрами. Вспоминается классик: «Может быть, вся европейская культура, с ее завитками, финтифлюшками, пилястрами и проч., есть всего лишь тоска обезьяны по утраченному навсегда лесу».

Интересно, где это? На обратной стороне фотографии надпись: «Петрову от Чернова».

В лобовом стекле Мерседеса – мужик, пожирающий жадным глазом чужую машину и приближающийся Игорь.

– Ну, всё! – садится он за руль. – Дело сделано. Предлагаю поужинать. Вы как?

– Вы же собирались в пару мест.

– Вопрос решился за один заход.

– А букет кому?

– Супруге. Сегодня годовщина знакомства. Для нее это важно.

– А для вас?

– Тоже. Ну, так что?

– Давайте…

По дороге я спрашиваю о фотографиях. Он подтверждает, что коттедж, сделанный из кубов разных размеров, принадлежит ему, и красный кабриолет, и белый диван.

– Это Америка девяносто третьих – девяносто седьмых годов, ещё небоскрёбов-близнецов не бабахнули, – поясняет он.

– А там одна фотография, где вы явно в Европе. Это вы где?

– Которая?

– Вы там как Плейшнер идёте по цветочной улице. Случайно застигнутый фотоаппаратом.

– Этот снимок там? – удивляется он. – Нуда…

– Это Швейцария, – подумав, отвечать ли, произносит Игорь.

– Вы и там были?

– И в Швейцарии, и в Германии, в отличие от многих, кто там был, я там, как и в США, жил, то есть имел в своей собственности квартиры, дома, машины, бизнес и т. д. Как впрочем, сейчас и в России.

– А кто такой Петров?

– Петров это моя фамилия.

– А Чернов?

– Слишком много вопросов, – остужает Игорь мой любознательный пыл.

В огромном бело-золотом ресторане мы одни. Нас встречает официант с сияющей улыбкой Робинзона, тридцать лет не видевшего живых людей. Приятно так радовать работника общепита одним своим появлением.