Читать книгу "На войне. В плену. Воспоминания - Александр Успенский"

Проходя и останавливаясь в это время по деревням и усадьбам Сувалькии, я видел страдания бедных литовцев-беженцев. Часто приходилось заставать такую картину: целая семья, состоящая из женщин, стариков и детей, узнав о приходе немцев и слыша гул орудий, спешно снимается с родного, насиженного гнезда. На дворе стоит подвода, и в нее быстро бросают нужные и ненужные пожитки; в самой хате – хаос, все разбросано! Бледные, растерянные лица, суета, крики и беготня старших, плач маленьких детей: «Мамите, вокиечай!» (то есть мамочка – немцы!) Какое сердце не дрогнет при виде этого горя!

Некоторым литовским семьям, вернувшимся к себе домой после ухода немцев из пределов Литвы (в сентябре), теперь приходилось второй раз бросать родную землю и спасаться в беженстве от снарядов, пожаров, а мужчинам и от немецкого плена. Понятен был ужас, написанный на их лицах при слове «вокиечай». Другие же литовские семьи, не пожелавшие покинуть свой родной очаг, укрывались во время боев в заранее вырытых ими окопах, или погребах около своей усадьбы или хаты, или в лесу. Здесь, впроголодь и под постоянным страхом увечья или смерти от взрывающихся снарядов, и проживали они, пока бой не переносился от них дальше.

Среди этих страданий и лишений, а часто и потери всего имущества, не подозревали тогда литовцы, что ровно через три года (тоже 16 февраля н. с. 1918 года) их вожди-патриоты объявят независимую Литовскую Республику и что после признания ее всем миром снова возродится и окрепнет славное государство Литовское!

XI. Бой у Махарце (3 февраля)

Будучи сами окружены, разбиваем свежую немецкую дивизию. Дальнейший отход с боями (4–7 февраля). Полное окружение немцами. Ночной совет в хате лесника – решение пробиваться… Последний бой и гибель 20‑го корпуса.

3 февраля около двух часов ночи был получен приказ об атаке 108‑м полком деревни Серски-Ляс, занятой немцами (схема № 4). Нашему полку приказано поддержать его энергичной атакой. Роты начали стягиваться из разных участков позиции (дефиле между озерами у Копаницы и Данявске и с дороги на Таболово), и к семи часам утра полк построился в походную колонну. Около 8 часов 15 минут утра полк пришел к опушке леса у деревни Серски-Ляс. 108‑й Саратовский полк уже ждал нас там. Оторвавшиеся от своего полка во время боя в Роминтенской пуще две роты ирбитцев по приказанию командира полка влиты в наш полк в состав 1‑го батальона. Таким образом, 3‑я и 4‑я роты и эти две роты составили уже четырехротный батальон, подчиненный полковнику Крикмейеру (бывший командир роты юнкеров Виленского военного училища, прибывшей в наш полк в конце декабря).

Вскоре последовал приказ начальника отряда полковника Белолипецкого (командир 108‑го полка) обоим полкам атаковать деревни Серски-Ляс и Махарце, занятые немцами (53‑я пехотная дивизия). В боевую линию назначен был 3‑й батальон (полковник Соловьев). В резерве оставались 1‑й батальон полковника Крикмейера и остатки 4‑го батальона под моей командой. 3‑й батальон, продвинувшись к опушке леса, принял боевое расположение, имея в боевой линии 9‑ю, 10‑ю и 11‑ю роты, а 12‑ю в резерве. Две роты ирбитцев – правее 3‑го батальона.

Одновременно, ввиду полученных сведений о движении противника из Августово к деревне Серски-Ляс, начальником отряда приказано было выставить на шоссе, фронтом к Августово, отряд из двух рот при орудии. Отряд этот был сформирован из 12‑й и моей роты и расположен по обеим сторонам шоссе (12‑я рота – капитана Соловьева – левее, а моя правее шоссе), и на самом шоссе поставлено одно орудие 3‑й батареи.

В это время, по личному приказанию командира полка, командиром 3‑й роты поручиком Кульдвером снова было снято с древка полковое знамя. Древко с серебряной Георгиевской скобой было зарыто здесь же, у опушки леса, а знамя вручено было командиром полка на хранение поручику Кульдверу под его личную ответственность на все время до прихода полка в Гродно. Если же полку не суждено будет пробиться к Гродно, то поручику Кульдверу вменялось в обязанность употребить все средства к сохранению знамени.

Саратовцы первые завязали бой. 3‑й батальон выдвинулся вперед и залег в лощине, не доходя отдельного домика у шоссе в западной опушке деревни Серски-Ляс. Наша 3‑я батарея, стоявшая у опушки леса, открыла шрапнельный огонь по деревне Серски-Ляс и вскоре зажгла несколько строений. Немцы ответили артиллерийским огнем по нашей опушке леса. Здесь был ранен поручик Лагутчик, находившийся при командире полка у батареи.

Как только наша батарея начала обстреливать деревню, 3‑й батальон (три роты с четырьмя пулеметами) встал и под сильным ружейным, пулеметным и артиллерийским огнем, без выстрела, двинулся в атаку на деревню. Несмотря на сильный огонь немцев, батальон быстро овладел западной опушкой деревни и их опорным пунктом, и через полчаса деревня Серски-Ляс была уже в наших руках.

В этом славном бою отличились командиры 11‑й и 9‑й рот. Командир 11‑й роты капитан Баллод взял лично пулемет правее шоссе (№ 1116), а командир 9‑й роты – штабс-капитан Млодзинский взял пулемет на самом шоссе за деревней Серски-Ляс (№ 1115). При этом 11‑й ротой капитана Баллода взяты были в плен пять офицеров, два врача, несколько сверхсрочных офицеров и сто тридцать восемь нижних чинов, а 9‑й ротой штабс-капитана Млодзинского два офицера и сто шестьдесят восемь солдат, и иного снаряжения. Всего взято в плен нашим полком в этом бою восемь офицеров и более пятисот человек солдат, а обеими полками – более тысячи человек. Среди офицеров попал в плен немецкий командир полка. Он ехал со своим адъютантом, в сопровождении двух ординарцев, в экипаже из Августово к деревне Серски-Ляс, к своему полку. На шоссе, около деревни, наш полевой караул, сидевший в канаве, увидав едущих немцев, открыл огонь по экипажу и конвою и сразу ранил этого командира полка в грудь. Наши солдаты окружили экипаж, обезоружили и захватили в плен этих двух офицеров, двух ординарцев и солдата-кучера. Нападение было для них таким неожиданным, что они даже не успели взяться за оружие. Немцы никак не ожидали встретить здесь у себя, в тылу своей дивизии, русских.

Овладев деревней Серски-Ляс, наш Уфимский полк, не задерживаясь, лично вдохновляемый громкой командой командира полка полковника Отрыганьева: «Уфимцы, вперед!» – двинулся на деревню Махарце. Командир хотел скорее развить успех и на плечах отступающих немцев ворваться в Махарце. При этом наступлении, на шоссе, в самых цепях 9‑й и 11‑й рот, полковник Отрыганьев у первого моста на шоссе был ранен шрапнелью в правую ногу с раздроблением колена, от каковой раны скоро и умер в Гольдапском госпитале, уже находясь в плену. Там и похоронен. Вечная ему память! Так погиб наш любимый, доблестный командир полка, образец мужества и терпения, на войне славный рыцарь чести и долга!

Между прочим, при этом наступлении, когда адъютант штабс-капитан Цихоцкий, оберегая его жизнь, стал просить его: «Господин полковник! Поберегите себя, здесь уже цепи», – он ответил: «Если вы боитесь, не идите за мной!» Конечно, адъютант молча последовал за ним.