Читать книгу "Шагнуть в неизвестность - Юрий Иванович"

Опять-таки при условии, что мы именно в Трехщитье.

Сам остров оказался сравнительно небольшим, не более одного гектара в общих пропорциях. Зато довольно много профильным и с массой пригодных для рубки деревьев. Потому что в голову сразу приходили мысли о необходимости постройки плота для переправы. Только вот как мы будем это делать с маленьким походным топориком и мачете, я ума не мог приложить. Придется корячиться, и в таких условиях хорошо хоть такой рубящий инструмент захватили.

Еще одна проблема возникла уже во время организации лагеря. Шалаш мы срубили и сложили быстро, как и разожгли костерок перед ним, а вот что на том костерке жарить?

Ради экономии места у нас практически ничего из пиши не было, если не считать походного набора специй, пачки печенья, головки чеснока и двух луковиц. Ну про шоколад и сгущенку я не упоминаю, потому как напарник сразу стал на эту тему так шутить, что можно было лопнуть от смеха.

Да что там пища, если мы даже ни сковородки, ни котелка не прихватили. Из малого набора выживания имелся и кусок лески с крючком, но Леня сразу заявил, что в этом деле он не просто полный профан, а обязательно еще и утонет при этом. Так что, пока он заканчивал обустраивать шалаш, собирать дрова и опутывать, вместо сигнального колокола, веревкой кусты, я отправился рыбачить. Хотя всю жизнь моя роль в таком случае только и заключалась, что смотреть, как это ловко делают мои подруги, да копать червей. Срубил мачете двухметровую палку, нацепил леску, приладил крючок и только потом стал думать о наживке.

«Печенье с крючка сразу слетит, но его можно кинуть на подкормку. А вот есть ли тут червяки?»

Оказалось, что есть. Копнул мачете пару ямок, и три червя готовы к самопожертвованию. Место попалось мне более чем удобное, словно специально сотворенное природой для заядлого рыбака: густое переплетение корней над самой водой, которая в этом месте была метра полтора глубины.

Так как к тому времени наступила ночь, то я решил ловить рыбку еще и на свет. Поэтому прочно привязал фонарь на далеко выступающий корень, кинул туда кусочки печенья, забросил туда же леску и крючок с извивающимся червяком и стал ждать. Мачете положил рядом да еще и шнурок надел на запястье. Если крупная рыба попадется, то я ее оглушу ударом по башке. По крайней мере, так рыбаки и делали, я сам в Нете видел.

Вроде все сделал правильно, но поклевка не шла. Мало того, целая стайка мальков с похвальным остервенением набросилась на размякшие куски печенья и моментально его сожрала. Но при этом хорошо видимого червяка они игнорировали полностью. Хмыкнув, я кинул в воду второе печенье. Тот же результат. С некоторой жалостью накрошил третье, и тут вдруг мальков словно ветром сдуло.

«Ага! — злорадствовал я, хватаясь удобнее за ручку мачете, а левой кидая в воду более крупные куски печенья. — Видно, крупняк идет, спугнул мелочь! Сейчас ты у меня либо червяка схаваешь, либо за печенье по голове схлопочешь!»

Только у меня мелькнула мысль, что нам на ужин хватит две пары рыбок величиной с ладонь, как в круг света, к самому крупному куску печенья устремилась эдакая солидная и довольно зубатая пасть. Как мне показалось вначале, вполне рыбья. Да и не до рассматривания мне было, с застоявшимся охотничьим азартом я изо всей силы рубанул прямо по высунувшимся на поверхность губам. Да так удачно, что, кажется, убил рыбину с одного удара. Причем такую рыбину, что нам и на завтрак должно хватить, если я не ошибаюсь.

Ошибся, как потом выяснилось, и очень сильно.

Потыкав удилищем в окровавленной воде, я приподнял голову трофея над поверхностью, со счастливым повизгиванием ухватил за жабры и стал тянуть на себя. Тяжело пошло. Тогда я отбросил на берег удочку, отцепил фонарик одной рукой и сунул его за пазуху, а потом, уже двумя руками ухватив свою добычу, с рычанием поволок на берег. До костра было метров тридцать, но пока я доволок, то прогрелся настолько, что с меня пар валил.

— Лень! Помоги! — не удержался от зова.

Товарищ бросился на мой голос с фонариком, обрадованно приговаривая:

— Неужели поймал?! Ай да молодец!

Но после того как осветил меня, стал освещать и добычу, пытаясь понять, за что взяться и как помочь. И когда луч фонарика пробежался по моему следу, мы вскрикнули одновременно. Толщиной в руку, по моим следам тянулся шланг не то змеи, не диковинной морены. Когда и я чуть отошел от испуга, то, светя спаренными лучами фонариков, мы прошли к берегу, осматривая добычу и шумно переговариваясь:

— Жуть настоящая!

— Да ты никак питона приговорил?

— Да нет, морда у него чисто рыбья.

— Значит, змей, скорее всего!

— Да говорю тебе, что на питона никак не смахивает!

— Ухты! Более пятнадцати моих шагов! Пятнадцать метров, что ли?

— Вроде того. Хотя мне кажется, что это местный угорь.

— Иди ты! Такие угри не бывают!

— Есть многое, Горацио, что…

— Знаю, знаю я эти философские бредни! Ну а если отравимся?

— Риск, конечно, присутствует. Но кто не рискует, тот ест шоколад. Хочешь?

— Рискнуть? Придется.

Дальше дело пошло конвейерным способом. На какой-то расчищенной коряге я ловко отрубал аккуратный кругляш нашего угря, ополаскивал его в воде одного полиэтиленового кулька и кидал в солевой раствор второго кулька. Леонид насаживал по два куска на импровизированные деревянные шампуры и укладывал на разложенные над кострищем поперечины. Он же и следил за жаркой, скидывая готовые деликатесы на расстеленный кусок клеенки и слегка посыпая все сверху душистым молотым перцем.

Как-то так получилось, что моя часть операций на конвейере не требовала от меня много времени, поэтому основные усилия я тратил на еду. Подтяну трофей, отрублю два-три куска, помою, брошу в рассол и ем горячее, рассыпающееся во рту мясо. Красота! Лучшая диета! Вначале Леня шутил, что я его объедаю, и жаловался, что так нечестно. Потом на четверть часа он тоже увлекся обжорством. Но когда сам стал передвигаться с трудом, а я все рубил и ел, рубил и ел, он не на шутку забеспокоился.

— Боренька! — Его громкий шепот намекал, что он еще и от смеха еле сдерживается. — Осталось всего несколько метров угря. Если он таки отравленный и тебя начнет тошнить, то постарайся умирать не возле шалаша.

Я и в самом деле на ноги поднялся с трудом. Затем произвел уже ставшие привычными в последние два дня манипуляции по разминке и проверке собственной дееспособности и столь же привычно констатировал:

— Может, тебе и смешно, но у меня ничего не болит. И можешь хоть сразу начинать меня оплакивать, но я таки слопаю еще два-три кусочка. Угрем объесться нельзя.

— Неправильно, надо говорить «мяса угрячьего».

— Да какая разница! — фыркнул я, лихо отрубая следующий кусочек, — И вообще, предлагаю сразу нам и на завтрак рыбки пожарить, знаешь, как с утра будет лень костер разводить?