Читать книгу "Женские церемонии - Катрин Роб-Грийе"

Теперь настал черед другой участницы. Негр, простершись перед ней, протянул ей бокал. Я уже видела раньше этот высокий кубок из граненого хрусталя. Она взяла его в правую руку и, широко раздвинув ноги, просунула под платье, которое слегка приподняла левой.

Какое-то время слышался шорох ткани, затем — прерывистое журчание тонкой струйки, и наконец — легкий звон бокала, когда моя подруга поставила его на зеркальную поверхность, на три четверти полным.

В ореоле света Себастьян, обхватив обеими руками кубок, поднес его к губам и принялся пить мочу. При каждом звуке его глотка, отчетливо слышном в тишине, я чувствовала себя так, словно по моему собственному горлу струится эта теплая жидкость. Он пил не торопясь, пока не осушил кубок до дна. У меня во рту появился тошнотворный горьковатый привкус, который особенно усилился после того как Себастьян поставил кубок на зеркало и его грани заиграли яркими отблесками.

Негр убрал его, заменив на миску с горячим пюре. Третья участница окунула в нее пальцы, потом протянула их, покрытые слоем пюре, Себастьяну, чтобы он их облизал. Потом она погрузила туда всю кисть целиком. Поскольку в этот раз Себастьян не смог справиться со своей задачей достаточно быстро, пюре размазалось по его подбородку. В придачу к этому женщина аккуратно вытерла руку о его щеки, оставив на них следы комковатой массы.

Последняя участница, продев свой сетчатый чулок в большое бронзовое кольцо, начала готовиться к своему действу, когда обнаружила, что Себастьян сидит на корточках, а его член зажат (спрятан?) между бедер. Не говоря ни слова, она заставила его выпрямиться (отложив на потом вопрос «Почему?») и обвязала чулок вокруг основания члена. Потом завязала Себастьяну глаза повязкой из плотной ткани.

Теперь женщины могли сбросить маски, а прислужник — снова зажечь лампы.

Кольцо было массивным и тяжелым, больше четырех сантиметров в толщину. Это был рабский ножной браслет, подвижная часть которого, укрепленная в разрезе, позволяла раскрыть его и надеть на щиколотку, чтобы лишить человека возможности передвигаться. Использовался ли он когда-нибудь по назначению? Я в этом сомневалась, несмотря на то, что его необработанная поверхность и общий грубый вид делали такую версию правдоподобной. Но в любом случае, судя по его диаметру, он предназначался для очень тонкой, словно у антилопы, щиколотки — такая могла быть у совсем юной девушки или даже у ребенка. Был ли он чисто символическим? Так или иначе, он выглядел довольно необычно.

Зачем Себастьян какое-то время назад подарил его мне, если не с тайной мыслью: кончить от того, что его член будет все сильнее стискиваться под тяжестью груза, который он будет волочить за собой по полу, когда я потащу его за собой по коридору в глубь квартиры — на четвереньках, просунув между его зубами цепочку, обмотанную вокруг рукоятки кнута? Мало-помалу я ускорила шаги. Себастьян с трудом поспевал за мной — ему мешал браслет, который при каждом его движении ударялся о колени. Я предупреждала его о встречающихся на пути препятствиях и советовала, как лучше их избежать: «Осторожно, тут статуя… Сверните скорее влево… Теперь двигайтесь дальше… Быстрее… Теперь вправо…» Бронзовое кольцо с вибрирующим звуком ударилось о плиточный пол ванной комнаты. «Остановитесь, мы пришли».

Сняв с его глаз испачканную повязку, я сказала:

— У вас отвратительный вид. Идите сюда, мой милый, я вас умою.

Я оттерла его лоб, щеки и подбородок, перемазанные пюре, с помощью влажных тампонов, а потом осторожно соскоблила ногтем присохшие чешуйки пюре.

— Кто с вами такое сотворил?

Он пристально взглянул на меня, потом ответил:

— Женщины в масках… вы, должно быть, их знаете.

— То есть вы хотите сказать, что я знакома с женщинами, способными на столь безумные поступки?

— Я думаю… да.

Стирая капельки воды с его лица носовым платком, я спросила:

— Чем они вас испачкали?

— Чем-то вроде пюре… И еще они заставили меня пить мочу…

— И какая она на вкус?

— Теплая, соленая, слегка горьковатая…

— И вам, должно быть, это понравилось?

— Да… вы это знаете.

— Нет, вы ошибаетесь… А что за буквы у вас вот здесь?

— Это инициалы моей госпожи, которую я…

— Она сегодня тоже здесь?

— Да… Она похожа на вас.

Я надела на него черную полумаску.

— Теперь вы чистый. Я отведу вас к тем женщинам, к их отвратительным забавам — потому что вам это нравится!

Вдоль узкого коридора я за руку отвела его обратно в гостиную. В этом путешествии не было ничего примечательного, если не считать болтавшегося на члене Себастьяна бронзового кольца, которое при ходьбе ударялось то об одну, то о другую его ногу, а также голосов и смеха, доносившихся из красной гостиной, где меня ждали сообщницы. Что они делали в мое отсутствие? F. расскажет мне об этом сейчас, или завтра, или позже?

Теперь им нужно будет перейти из красной гостиной в голубую через холл. Негр откроет дверь красной гостиной, посторонится, чтобы пропустить их, потом откроет расположенную прямо напротив дверь голубой гостиной, следуя тому же самому этикету. Именно здесь, в холле, на одинаковом расстоянии от двух дверей, я и поставила Себастьяна.

Женщины одна за другой прошли мимо беспомощного часового. Бронзовое кольцо по-прежнему свисало с его члена, привязанное чулком. Оно больше не раскачивалось. Они, проходя, задевали его; но его движения, напоминающие колебания маятника, быстро затухали, поскольку скольжение ткани о кожу препятствовало им.

Мы вошли в святилище, где должен был состояться главный обряд. Алтарь сиял множеством свечей, поставленных в несколько ярусов. Это были литургические свечи, стоявшие прямо на мраморной каминной доске, в серебряных подсвечниках, в канделябрах со множеством разветвлений, в консолях, расположенных выше. За ними, прислоненное к стене, стояло граненое зеркало, в котором они отражались. Другие детали обстановки, оставшиеся за пределами этого круга света, были видны смутно; контуры мебели казались расплывчатыми, и лишь кое-где на лакированных поверхностях дрожали отблески света.

От ароматических палочек поднимались тонкие завитки дыма. Маски пока лежали в кресле жрицы, прислоненном к алтарю.

Все было великолепно. Прислужник ни о чем не забыл. Теперь он мог ввести Себастьяна.

«Гарем». Именно из-за этого названия, написанного чернилами на приклеенной этикетке, я когда-то купила в маленькой лавочке на тунисском базаре, у старика в выцветших шлепанцах этот маленький флакон духов, закрытый комочком ваты — духов, запах которых не мог быть иным, только тяжелым и пьянящим, слегка старомодным… Именно таким он и был — в высшей степени… Он был идеальным.

Франсуаза несколькими легкими прикосновениями надушила ими затылок Мари, потом F., и, наконец, себе.