Читать книгу "Колония. Дубликат - Константин Калбазов"

Оно, казалось бы, путина всего-то полтора месяца длится, но это вовсе не значит, что все остальное время народ бездельничает. Задействованные на консервном заводе – те круглый год при деле. Но и артели не бьют баклуши: работы в поселке на всех хватает. Благоустройство территории, строительство домов – как кирпичных, так и деревянных, – обслуживание техники. Да мало ли что требуется для нормальной жизни поселка, и все своими руками, потому что других взять неоткуда.

А ведь пьющие тоже никуда не исчезли. Присмирели, не без того, но не перевелись. Те, кто не захотел менять свои привычки и готов был жить впроголодь, но с выпивкой, покинули поселок. В большинстве своем не добровольно. Ну да здесь правозащитников нет, и за них никто не заступится.

Вот так и появилась Дурноселовка, километрах в ста от Рыбачьего, как раз на полпути к Астраханскому. Туда стала стекаться вся пьянь из округи. Как-то там сами себе живут, а вернее, бомжуют. Некоторые из них, вынужденные временно прекращать с пьянством, на сезонные работы выбираются в поселки или хутора, да только потом все неизменно возвращается на круги своя…

Так вот Андрей как раз относился к тем, кто бомжевать был не готов, но и выпить любил. Поэтому был рад любой возможности, чтобы опрокинуть стаканчик. У Петра горе, народ ему искренне сочувствует, а этому радость обломилась, можно на законном основании наклюкаться. Тут главное – не набедокурить, а так никто слова не скажет, – горе-то какое…

Поминальный обед – это не свадьба. Тут и с угощением скромно, и посиделок не бывает. Сели, помянули – вспомнили добрым словом усопшего (а иначе и не бывает, потому как об умерших либо хорошо, либо никак) – пора и честь знать.

Рогов вышел на крыльцо, прикурил сигарету. Многие с куревом завязали. Само как-то получалось. Но Семеныч упорно держался за свою привычку. Ну, нравилось ему курить.

– Иван, чего у вас там случилось? Я думал, ты Андрюху пришибешь, – поинтересовался подошедший Петр.

– Да так, Андрюша кое-что попутал. Весело ему чересчур было. Вот я ему замечание и сделал, а он внял.

– Понятно. А Сидельца твоего чего не было?

В голосе отца покойного послышалась неприкрытая обида. Это в радости ничего не замечаешь вокруг, и все тебе в радужных тонах видится, а в горе зачастую подмечаешь все до мелочей. Вот и Петр заметил отсутствие новичка.

– Петр, ты на него не обижайся. Когда дошло до дела, он на риск без лишних слов пошел и задачу свою выполнил не задумываясь. А почему не пришел?.. Земной он. Не стал еще нашим. Ты ведь знаешь, кто-то легко к людям тянется, а кто-то сторонится. Вот и он из таких. Ничего, Колония все по своим местам расставит: или человеком сделает, или в грязь втопчет.

– Да я не обижаюсь. Просто спросил.

– Ты вот что, Петр. До похорон не хотел. В общем, держи… – Рогов протянул Петру синий пластиковый прямоугольник видеокарты.

– Что это?

– Видео. Там расплата с этими говнюками. Захочешь – посмотришь, не захочешь… Словом, сам решишь.

– И как?

– Привязал к дереву да пустил немного крови.

– Значит, живьем на корм пустил, – зажав карту в кулаке, проскрежетал зубами Петр.

– А что мне их, пряниками нужно было угощать… Ладно, пойду я.

Простившись с другом, Иван неторопливо побрел по улице. Дел как таковых в поселке у него не было. Как раз подошел сезон, и надо отправляться в верховья Дона. Зубры ждать не будут, еще месяц – и здесь не найдешь ни одного исполина.

Вообще поведение этих животных до конца еще не изучено, но кое-что уже известно. Отгуляв на местных пастбищах, к концу августа – началу сентября тучные стада зубров набираются сил и начинают миграцию. Сначала их путь лежит на север, туда, где Дон достаточно узок, чтобы можно было через него переправиться. Зубры – хорошие пловцы. После преодоления этой серьезной водной преграды они берут курс на юго-восток, все время смещаясь к югу. Вот и выходило, что его собственная путина приходилась именно на это время.

– Дядь Ваня, – окликнул догнавший его на велосипеде мальчонка лет тринадцати.

– Чего тебе? – остановился Рогов.

– Там тебя дядя Прохор к себе в участок зовет.

– Спасибо. Иду.

Прохор, местный урядник. Сейчас уже и не вспомнить, с чего это казачье звание прицепилось к поселковым правоохранителям. Не пристав, не участковый, а урядник. Говорят, что на Ставрополье так называли сельских участковых. Может, и так. Иван хотя и жил в частном секторе, но все же был городским и специально этим не интересовался. Да ему в общем-то и без разницы. Главное, что подобное приглашение игнорировать никак нельзя.

Здесь вообще к власти отношение особое. С одной стороны, ее уважают, с другой – опасаются. Нет, не боятся, а именно опасаются, потому как эффективных рычагов воздействия на население у представителей власти хватает. А главное, они ничуть не брезгуют ими пользоваться. Хотя, чего греха таить, пока что все это шло людям только на пользу. Да, порой неприятно, когда тебя берут за глотку, перекрывая доступ в нее алкоголя, или пинками заставляют подкрашивать дом и содержать в порядке газон перед ним. Ты даже в запале можешь пригрозить, что вынесешь мозги этому чертовому главе, но на деле недовольство недовольством и останется, потому что в результате таких пинков ты окажешься только в выигрыше. Совсем другое дело, если со стороны властей начнутся злоупотребления. Впрочем, в этих краях ничего подобного пока что не наблюдалось.

Развернувшись на сто восемьдесят градусов, Иван направился по улице в обратную сторону. Рыбачий – зажиточный, но пока еще небольшой поселок. Всего-то полсотни дворов и два общежития на две параллельные улицы с тремя переулками.

В центре стоит довольно просторное двухэтажное кирпичное здание в распространенном на Колонии стиле русского барокко. В нем размещены все службы поселка и медпункт с отделом милиции, который все называют участком. Как медпункт имеет шесть койко-мест, так и участок, кроме рабочего кабинета урядника, располагает камерами на четверых задержанных.

Камеры, с прочными решетками на маленьких оконцах, находятся, ясное дело, в подвале за железными дверями. А как же иначе, если там не только административные правонарушители отдыхают, но случаются и висельники. Вот, к примеру, если бы Семеныч надумал доставить тех бандитов в Рыбачий, то держали бы их там, пока народный суд не решит их судьбу.

Суды в Колонии это вообще отдельный разговор. Обычно на них председательствует глава поселка, но он только следит за общим ходом, визирует протокол заседания и приговор, если таковой вынесен. Обвинитель, зачастую урядник, представляет доказательства вины преступника. Если найдется у обвиняемого защитник – хорошо, а если нет, то он сам себя защищает. Само собой, допрашиваются и свидетели. А вот судьбу его решают всем миром.

На данный момент порядок таков: от каждого двора или общежития выставляется один представитель, имеющий право голоса на суде. Откреститься не получится, это вменено в обязанность. Как не получится и отдать свой голос в пользу того или иного решения тишком. Каждый за это решение открыто голосует поднятием руки, а потом ставит подпись под приговором.