Читать книгу "Смерть в апартаментах ректора. Гамлет, отомсти! - Майкл Иннес"

Эплби подумал, что большинство многоречивых питомцев Святого Антония мирятся с этим и идут по той же стезе. Вслух он ответил:

– Весьма трудно сказать, что может оказаться полезным прямо или косвенно.

– Именно так, – кивнул Дейтон-Кларк, словно благосклонно реагировал на правильный ответ студента, – именно так. Во-первых, должен вам сказать (на это я намекнул чуть ранее), что последние несколько лет не все обстоит благополучно в нашем сообществе. Вы слышали шокирующее высказывание, которое, по словам Хэвеленда, он произнес в адрес Амплби, и вы наверняка заметили другие признаки неких трений. Я уже упоминал о своих недавних разногласиях с ректором, к ним я еще вернусь. Первое, что я должен сказать: я не в состоянии назвать виновных в наших разногласиях. Невозможно определить, каким образом раздражительность перерастает в ссоры, вражду и обвинения. Случались обвинения (что само по себе шокирует), причем обвинения чуть ли не криминального характера. Однако с точки зрения значимости всего этого ужасного дела беспристрастному субъекту, полагаю, будет весьма непросто разобраться, откуда на самом деле берут начало все эти дрязги.

Следует сказать несколько слов о самом Амплби. Он был очень способным человеком. И в этом, возможно, и состоит суть сложившейся ситуации. Во всем колледже Святого Антония не нашлось столь ясного ума, который мог бы сравниться с ним. Разве что, пожалуй, Титлоу. Но по сравнению с Амплби интеллект Титлоу работает какими-то урывками. По ясности ума Амплби не уступал Титлоу, однако его ум обладал куда большей цепкостью. Сильной стороной Амплби являлась его способность работать в нескольких областях, в смежных областях, и создавать в них весьма успешные исследовательские союзы. И здесь, в колледже Святого Антония, он в свое время собрал сплоченную команду. Вот только команда эта распалась.

Как я вам говорил прошлым вечером в профессорской, Хэвеленд, Титлоу, Поунолл, Кэмпбелл и Рэнсом были весьма тесно связаны между собой в научной работе. И взаимосвязь эту задумал и осуществил именно Амплби. Я сам интересовался их работой в некоем созерцательном смысле, по крайней мере теми аспектами работы, что затрагивали средиземноморские синкретические культуры. Поэтому я следил за отношениями между Амплби и остальными и с самого начала имел представление о зарождавшихся разногласиях.

Эплби достал свой блокнот, надо сказать, не без некоторой робости на фоне остатков изысканного и не вполне соответствующего статусу полицейского обеда. Дейтон-Кларк, очевидно, заметив его состояние, сделал снисходительный жест рукой, хотя и не лишенный менторской величественности, и продолжал:

– По моему мнению, все началось с некой неловкости, возникшей пять лет назад, когда Кэмпбелл стал членом Ученого совета. Тогда он был весьма молодым человеком, кажется, лет двадцати трех. Он оказался всего на два-три года младше другого молодого ученого, Роланда Рэнсома. Тот уже некоторое время работал почти полностью под руководством Амплби, когда Кэмпбелл прибыл в наш колледж, и они довольно крепко подружились. Рэнсом – умница, но он какой-то… неровный, что ли. Одно у него получается хорошо и даже блестяще, другое – из рук вон плохо. Он довольно легкомысленный и беспечный, а зачастую и упрямый человек, мало заботящийся о своей репутации или успехах. И вскоре Кэмпбелл вбил себе в голову (обоснованно или нет), что Амплби эксплуатирует Рэнсома. Он считал, что Рэнсом настолько доволен работой под руководством Амплби, что это уже не соответствует его статусу. А Амплби настолько вольно пользовался и распоряжался результатами работ Рэнсома, что уже преступал границы отношений между учителем и учеником. И Кэмпбелл убедил самого Рэнсома, что дело обстоит именно так.

Как я и говорил, в этой ситуации трудно высказывать какие-либо суждения. Амплби постоянно печатался, причем печатался, очень редко ссылаясь на Рэнсома. Однако следует помнить, что Амплби организовывал и координировал работу нескольких людей с их согласия и в большой мере к их благу. Хочу прямо заявить, мистер Эплби, что Амплби никогда не присваивал себе чужую интеллектуальную собственность для повышения своего статуса в ученом мире.

Заявление звучало довольно смело, и Эплби, вспомнив свой скепсис касательно высказанных Хэвелендом обвинений в плагиате, сразу же засомневался в его правдивости.

– «Для повышения своего статуса»… Вы не могли бы объяснить подробнее?

– Вы увидите, мистер Эплби, что вскоре объяснение появится само собой. Если вкратце, то Амплби нравилось раздражать людей. Если он сам пришел, скажем, к решению Икс, он вполне мог приложить большие усилия к тому, чтобы убедить, положим, коллегу А в том, что решение Икс является достижением коллеги А. И все лишь для того, чтобы получить удовольствие, вызвав раздражение коллеги А якобы похищением у него чуть позже решения Икс.

– Понимаю, – сказал Эплби. «А что же, – с интересом спросил он себя, – из всего этого вынес бы Додд?»

– Теперь я вновь вернусь к своей основной мысли, – продолжил декан, – более не подчеркивая тот факт, что Амплби не был дружелюбным и легким в общении человеком. Когда он узнал, что Рэнсом, являвшийся его учеником с самого начала, которого он все еще считал таковым, выражал недовольство (за его спиной, как он сказал) уже описанным мной образом, он пришел в ярость. Ситуация оставалась чрезвычайно напряженной, пока Рэнсом не уехал за границу четыре года назад. Через два года он вернулся, и обстановка снова накалилась. Случались сцены, лучше сказать, инциденты, и в конце концов Амплби поступил, по общему мнению, чрезвычайно своевольно. У него находились некие ценные документы, которые всегда считались плодами трудов Рэнсома. Когда я говорю о ценных документах, вы, очевидно, понимаете, что речь идет об их научной ценности. В них содержался почти законченный материал по расшифровке неких надписей, имевших огромное значение. Я не стану вдаваться в академические подробности. Амплби просто оставил их у себя. «Когда Рэнсом, – сказал он, – снова уедет за границу, он, возможно, их получит». Присутствие Рэнсома здесь выводило его из себя, и это был единственный способ избавиться от него. Так вот, Рэнсом уехал и с тех пор не возвращался. Именно это и послужило причиной моей ссоры с Амплби, о которой я упомянул вчера вечером.

Теперь Дейтон-Кларк был полностью поглощен своим рассказом: от замешательства и велеречивости не осталось и следа. На смену им пришел порыв, направленный на достижение полнейшей ясности. Эплби обратился в слух.

– Несколько месяцев назад я получил от Рэнсома письмо, где говорилось, что документы до него не дошли. Там также содержался намек, который побудил меня кое-что выяснить. Вскоре я, к своему великому огорчению, обнаружил, что Амплби предлагал напечатать в одном научном журнале материалы, относившиеся к расшифровке надписей. Мне это под большим секретом сообщил редактор журнала, сэр Теодор Пик, и я тотчас же обратился к Амплби в частном порядке. Однако дело никоим образом не разрешилось. Тогда я счел своим долгом официально вынести его на заседание Ученого совета. Это не совсем соответствовало процедуре, но я все-таки решился. Прозвучало множество резких слов. На первый взгляд дело не представлялось очень серьезным, просто не совсем корректный спор между коллегами по научному вопросу. Но в сути своей оно содержало ужасный намек на плагиат или даже присвоение чужих результатов. Пожалуйста, имейте в виду, что это очень непростая сфера. Я нисколько не сомневаюсь, что Амплби мог куда успешнее работать над этими надписями, нежели Рэнсом. Однако с учетом того, что Амплби поступил своевольно и несправедливо, воспользовавшись результатами изысканий другого человека или их частью, дело принимает запутанный и чуть ли не скандальный характер.