Читать книгу "Вкус любви - Эмма Беккер"

— Многие женатые люди так живут, — заметила моя тетка, — что не мешает им сохранять полное взаимопонимание. Иногда они всё знают и просто закрывают на это глаза, иногда хранят тайну.

— После двадцати лет совместной жизни, думаю, не знать об этом невозможно, — возразила моя мать. — Наверное, она ведет страусиную политику. А он, я уверена, даже не подозревает, что его жена может ему изменять, и себя считает неуязвимым. Мужчины обычно держат женщин за дебилок.

Быстро покончив с чересчур плотным именинным пирогом, последовавшим за телячьим рагу в белом соусе, я бросилась в свою комнату. Через поиск в Facebook я нашла вереницу ее фотографий; на большинстве из них она была затеряна в мириадах незнакомых лиц, но даже не прибегая к увеличению, я видела только ее. Она выделялась из массы, словно мое любопытство окружало ее светом.

— Кто это? — спросила сестра, пока я увеличивала ее лицо на весь экран.

— Его жена.

— Теперь ты шпионишь за его женой?

— Я не шпионю, просто она меня интригует, вот и все.

— Эта история плохо кончится, — предсказала Алиса.

Я не стала закрывать страницу жены Месье, когда мы принялись хихикать над старомодными клипами восьмидесятых годов, и время от времени, сворачивая очередное окно, снова видела это лицо с большими черными глазами, подведенными карандашом, и красивыми белыми зубами, открытыми в немного вопросительной улыбке.

Наконец я осталась одна, и эта улыбка преследовала меня всю ночь.

Эстель. Ее имя я никогда не слышу, но отныне оно всегда будет напоминать мне о той женщине — его женщине. Когда я произношу его, два этих манерных и безвкусных слога кажутся мне сошедшими со страниц плохого бульварного романа, но в устах Месье они, наверное, звучат как ласка. Я не знаю. Просто предполагаю. При одной только мысли об этом меня бросает в дрожь. Думаю, разница в статусе сразу станет видна только по тому, как он произносит имена — ее и мое.

Впрочем, Месье вряд ли догадывается, сколько почтительности скрывается за моими словами: «твоя жена». Я неустанно ищу ее присутствие в его серых глазах, следы этой любви и то, чем она отличается от нежности, которую Месье проявляет ко мне. Когда Валентина или Бабетта начинают жалеть ее за наставляемые ей рога, когда они используют в ее адрес это отвратительное слово «рогоноска», я тут же принимаюсь объяснять им, насколько жена Месье отличается от всех этих провинциальных теток, закрывающих глаза на сексуальные похождения своих никчемных мужей и довольствующихся молчаливыми страданиями.

Я уверена: живя с ним бок о бок, она давно поняла, что за мужчина разделяет с ней ложе и воспитывает их детей. Я часами разглядывала ее фотографии и сделала вывод: эту женщину отличает спокойный, мудрый взгляд, в котором я читаю, что она никогда не променяет Месье ни на кого другого. Интересно, пыталась ли она когда-нибудь это сделать? Он так устроен: обожает представительниц женского пола, инстинктивно стремясь обладать ими всеми, но любит при этом лишь одну. И принятие данного факта означает вовсе не слабость, а, скорее, здравый смысл, помогающий уравновесить такие его отклонения с остальными качествами, делающими из Месье незаурядную личность. Даже обнаженная, в его объятиях, даже краснея по телефону, выслушивая тысячи разнообразных комплиментов в адрес моей попы, я никогда не допускала мысли, что могу так или иначе соперничать с Ней, и мне ни разу не удалось избавиться от ее присутствия либо игнорировать его.

Каждый вторник рано утром Месье в спешке покидает супружеское ложе, пропитанное запахом, который мне представляется резковатым (какой-нибудь «Диор» или «Ланком»), а сразу после нашей встречи в маленьком номере отеля мчится в клинику, где его супруга может спокойно связаться с ним, не прибегая к жалким предлогам или выдуманным именам. Я представляю собой лишь небольшое лирическое отступление в жизни Месье, и, каким бы увлекательным и захватывающим оно ни было, это лишь крошечная вставка в без того уже плотный текст, сделанный декоративной техникой, к которой прибегают, когда уже невозможно добавить лишнюю фразу.

Я всего лишь отступление среди тысячи других, со временем забытых, тогда как Эстель год за годом продолжает возвышаться на том же пьедестале. И это не просто метафора: на одной из фотографий, сделанных на дне рождения их третьего сына, она величественно плывет по воздуху на стуле, который несут десять человек. Среди них — не сразу различимый Месье, и мне кажется, я слышу, как он хохочет раскатистым молодым смехом, обволакивая жену взглядом, полным любви и восхищения. Я несколько минут завороженно глядела на их счастливые лица, и сердце мое почти обливалось кровью.

На всех фотографиях, где они появляются вдвоем и которые в большинстве случаев сделаны без их ведома, они хоть и не везде обнимаются, но, как правило, держатся рядом. Они словно стремятся прикоснуться друг к другу, пусть плечом, рукой, щекой или просто взглядами, как будто по волшебству устремленными если не друг на друга, то уж обязательно в одном направлении. Очевидно, эта женщина каким-то образом сумела укротить Месье и его импульсивность, насколько это возможно. Мне же подобное сразу показалось невероятно сложным делом, поэтому я даже пытаться не стала.

Доминирование настолько выражено в нем, что проявляется и в постели. Невозможно заставить его принять поцелуй, которого он не планировал. После секундного удивления Месье инстинктивно сопротивляется, удерживая мое лицо на расстоянии и испепеляя меня взглядом, который говорит: «здесь я целую». Лишь после этого его губы яростно впиваются в мои, наполняя мой рот горько-сладким ядом своей слюны.

Точно так же обстоит дело с любым нашим общением, словесным или физическим. И я считала, что он противится любой власти, пока не наткнулась на это удивительное фото, тоже сделанное на дне рождения Луи. Ракурс немного неудачный, можно различить лишь главное: оба лица слились, пойманные во время спонтанного поцелуя, и красивые пальцы Эстель, расставленные веером, ласкают, удерживая, свежевыбритые щеки Месье. Их глаза закрыты; в уголке глаз Эстель — едва заметные морщинки, говорящие о том, что эти внезапные объятия застали ее в момент взрыва смеха, и если ее губы теперь были заняты и не могли продолжать смеяться, то все остальное делало это вместо них. Месье частично скрыт за длинными изящными пальцами своей жены, но на его лице нет и намека на недовольство: брови его расслаблены, веки спокойны — Месье целиком отдается порыву нежности. Фотография не самая удачная, плохого качества, размытая, ей даже не место на Facebook, но именно благодаря ей я поняла, по-настоящему поняла, где заканчивается моя власть и начинается власть Эстель.

То, что она сумела временно укротить Месье на время фотосъемки, — мелочи. Самое главное заключается в том счастье, которое она буквально излучает: женщина счастлива, потому что ее малыш растет, все собрались по этому поводу, и поцеловать отца своих детей стало для нее лучшим способом выразить собственный восторг. Эта женщина на фото счастлива, потому что очень любит мужчину, с которым проходит ее жизнь.

Мне Месье никогда не позволял так сиять. Его ни разу не было рядом, чтобы закрыть своими губами взрывы моей радости. Я не имею никакого отношения к миру, выстроенному им вместе с Эстель. И пока лихорадочно цепляюсь за крохи власти, которые он выдал мне почти по невнимательности, над всеми нами парит Эстель, осознающая собственную неуязвимость до такой степени, что вполне могла бы предоставить ему полную свободу: он всегда вернется домой. Количество любовниц за двадцать лет возросло с десятков до сотен, но Месье всегда возвращался к Эстель, своему порту приписки. К единственной, кто ни разу не попытался погасить в нем потребность в обольщении, составляющую мужской инстинкт. Многие женатые мужчины из его окружения стали такими же вялыми и безобидными, как большие кастрированные коты, отрабатывающие свои ослабленные рефлексы на жалкой добыче, — Месье тем временем только самосовершенствовался, за счет всех остальных.