Читать книгу "Великий Линкольн - Борис Тененбаум"

Оставалось навести такой же порядок и на суше.

II

Вот тут дела у Севера пошли крайне неудачным образом. К июлю 1861 года под Вашингтоном было собрано уже немало войск, и генералы, подгоняемые нетерпеливым президентом, решились на наступление. Возражения генерала Скотта, основанные на том, что «наши солдаты еще зелены…», Линкольн отмел. Он полагал, что если федеральные войска еще необстреляны и необучены, то и их противник находится в таком же положении и, следовательно, может быть побит.

Ну, он ошибся.

Армия Севера числом в 35 тысяч человек двинулась в поход под удалым лозунгом: «Вперед, на Ричмонд!» и столкнулась с армией Юга примерно такой же численности. Бой был довольно жестокий, с обеих сторон было убито несколько сотен человек, но потом федеральные войска дрогнули и побежали. Потери армии в сражении при ручье Булл-Ран были не так уж и велики – в плен попало чуть больше тысячи человек, но шок был огромен.

Очень серьезно опасались того, что Вашингтон будет взят, в Нью-Йорке газеты вышли с огромным заголовком «ЧЕРНЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК», набранным заглавными буквами, а издатель «Нью-Йорк Трибьюн», Хорас Грили, который в своих передовицах так же нещадно подгонял Линкольна к активным действиям, как сам Линкольн подгонял своих генералов, в личном письме написал президенту, что, если он думает, что для будущего страны так будет лучше, пусть заключaeт мир с КША – он, Грили, его поддержит.

Паника понемногу улеглась, укрепления на подступах к Вашингтону оказались надежны, южане на атаку федеральной столицы не решились, и все вроде бы вернулось к начальной точке, но кое-какие изменения все-таки произошли. Обе стороны осознали, что их ждет долгая упорная война, все разговоры о победе в три месяца испарились сами по себе, без всякого участия правительств. И обе стороны – тоже как-то сами по себе – уверовали в серьезное превосходство Юга в качестве солдат и командования.

Понятно, что при таких условиях южане не стали ничего менять в устройстве своих армий. В их состав входили всевозможные добровольческие формирования, носившие удивительные названия вроде «Tallapoosa Grey» – «Таллапузские Серые», где слово «серые» обозначало избранный армией КША цвет мундиров, а словечко «таллапузские» означало, что часть была сформирована в городе Таллапуза. К этим удалым ребятам можно было добавить «Лексингтонских Диких Котов», «Джасперовских Зеленых», «Огневых Зуавов», и «Гвардейцев Пальметто».

«Зеленые» тут появились из-за того, что серого сукна не хватало и волонтеры одевались кто во что горазд, а вот «зуавы» заслуживают особого рассмотрения. Так назывались части легкой пехоты во французских колониальных войсках, они славились дерзостью и удалью и могли считаться эквивалентом «гусар», только что не кавалеристов, а пеших. Что интересно, на стороне Севера тоже появились было свои «зуавы». Но там всей этой анархии и партизанщине довольно быстро положили конец. Части начали формировать совершенно по-другому, на манер регулярной армии США. Линкольн подписал бумаги, санкционирующие формирование армии в 500 тысяч человек, набранных на основе уже не трехмесячного, а трехгодичного контракта.

Обучение и формирование новых частей было поручено генералу Макклеллану.

III

Оптимизм, царивший на Севере до начала военных действий, держался на осознании своего огромного численного перевеса. Северные штаты, оставшиеся верными Союзу, превосходили белое население Юга чуть ли не вчетверо – 20 миллионов человек против пяти. То, что многие штаты никакого особенного воодушевления не испытывают, в расчет не принималось, как не принималось в расчет и то обстоятельство, что черное население Юга, как-никак, все-таки существовало и вполне могло обеспечить рабочей силой те отрасли экономики, которые на Севере заполняли собой белые. В общем, численный перевес действительно был, и мог быть даже и реализован, но он был не четыре к одному, а скорее четыре к двум.

Имелся и огромный перевес в индустриальной мощи, но и его использование оказалось совсем не таким легким делом, как предполагалось. Коррупция – великая сила, и, когда армии в срочном порядке потребовались огромные количества снаряжения, от нарезных ружей и до мундиров, ботинок и палаток, воровство по казенным подрядам пошло просто лавиной. Вместо сукна срочно поставлялось нечто фальсифицированное, что рвалось буквально через две-три недели, ботинки получали такие, что они теряли подметки чуть ли не на ходу, железные дороги задирали тарифы на воинские перевозки, в армию поставляли списанные армией же старые ружья, которые покупались за 3 доллара и немедленно перепродавались обратно уже за 20 – много чего случалось в лихорадочные первые месяцы войны.

А хуже всего было то, что контракты подписывались не на конкурсной основе, а по дружбе, и виноват в этом оказался даже сам глава военного ведомства, Саймон Кэмерон. В феврале 1861 года Линкольн пригласил его в свой кабинет министров и дал ему важный пост – он представлял промышленников Пенсильвании. Но после ряда скандалов, случившихся летом и осенью 1861 года, Линкольн решил, что пенсильванские промышленники должны поискать себе представителя получше, – и послал Кэмерона послом в Петербург. В далекой России вреда он не принесет, а декорум будет соблюден.

Новый военный министр звался Эдвин Стэнтон. Он был юристом из Огайо, принадлежал к партии демократов, к Линкольну относился резко отрицательно и был известен как человек неподкупный. Стэнтон оправдал свою репутацию и навел в военном министерстве должный порядок.

Ему очень помог новый начальник армейского бюро по снабжению, Монтгомери Мейгс. Он был профессиональным офицером – окончил в свое время Вест-Пойнт и был одним из его лучших выпускников. Армия требовала огромного потока снабжения, – скажем, на 100 тысяч человек требовалось подвозить 600 тонн продовольствия, фуража и топлива ежедневно, – и новый начальник справился с этой задачей. Был организован собственный армейский транспорт – 2500 тяжелых возов. Все 35 тысяч вьючных, упряжных и верховых животных, требовавшихся для 100-тысячной армии, были поставлены на учет и снабжены погонщиками, кузнецами и даже ветеринарами. Мейгс, право же, творил чудеса.

В армии были заведены новые палатки – их называли «собачьими», потому что они были маленькими и низкими, но такие палатки оказались куда лучше старых. Были введены стандарты для ткани на мундиры – и теперь они выдерживались неукоснительно. Мейгс даже завел систему нумерованных размеров для армейской одежды и обуви – и эта система потом окажется скопированной швейной промышленностью для обычных, сугубо гражданских нужд. Ботинки, произведенные для армии, перестали рваться – их качество стали тщательно проверять при приемке. В целом деятельностью военных тылов в Вашингтоне остались довольны. Считалось, что «хорошее снабжение обеспечит победу…»

IV

Именно эту мысль – «снабжение обеспечит победу…» – с полным отчаянием высказывал Джефферсону Дэвису один из его министров, Иегуда Бенжамен. Назначенный президентом КША на пост главного юриста Конфедерации, он в принципе никакого отношения ни к снабжению, ни к делу ведения войны не имел. Но в отличие от очень многих он умел работать с цифрами и полагал, что ситуация Юга катастрофична и что мир надо заключать как можно скорее, и на любых условиях. Его собеседнику не надо было объяснять, какое значение имеет тот факт, что завод Дюпона по производству пороха, который снабжал чуть ли не все Соединенные Штаты, находится на Севере, за сложившейся линией фронта. Джефферсон Дэвис совсем недавно был военным министром США и прекрасно знал, что порох на склады армии приходил оттуда. И он знал, что единственное место на Юге, на котором можно производить пушки, не идет ни в какое сравнение с тем, что можно производить на Севере, – индустриализация Юга шла очень медленно и отставала от северной на десяток лет.