Читать книгу "Третий рейх во взятках - Максим Кустов"

Да мы больше и не вспоминали о нем; 13 января 1945 года (Винцер немного напутал, на самом деле 12 января. — Авт.) началось новое большое наступление Красной Армии, и мы снова начали драпать»[98].

Конечно, большого ума был пропагандист, объяснявший опытным боевым офицерам-артиллеристам, что тягачи им больше не нужны, поскольку «мы больше не будем отступать». Как вообще «офицер по идеологии» представлял себе действия артиллеристов в бою? Такие персонажи в сочетании со скверным обеспечением действуют особенно раздражающе.

В последний раз с нравами снабженцев вермахта Бруно Винцер столкнулся сразу же после разгрома Германии. Он оказался в британской зоне оккупации.

«У меня не осталось ничего, кроме моей военной формы. Но никто не спрашивал меня, откуда я и куда иду, когда я бродил по улицам Фленсбурга. Однако на стенах домов и на заборах были расклеены объявления с требованием сдать все оружие — за хранение оружия угрожал расстрел — и с предупреждением, что запрещается с наступлением темноты выходить из домов; за нарушение полагалось тюремное заключение.

Мне стало ясно, что я уже больше не могу ходить в военной форме. Поэтому я попытался в одном из складов вермахта приобрести материал для штатского костюма. Склад был подчинен интенданту, прусское упрямство которого было безграничным. Он отказался выполнить мою просьбу и уверял меня, что все запасы передал англичанам. Он даже апеллировал к моим убеждениям германского офицера, который, собственно, должен был бы понимать, что здесь нельзя просто отрезать кусок сукна в три метра. Он был явно шокирован, когда я его обозвал совершенным идиотом и пакостником. Тем не менее я не получил сукна. В результате я продолжал расхаживать в военной форме.

Позднее мне стало известно, что у этого неподкупного интенданта можно было многое приобрести за сигареты или другие дефицитные товары либо по неимоверно завышенным ценам. Вскоре англичане конфисковали склад, а этого продувного бюрократа посадили в тюрьму, так как он не был в состоянии объяснить, каким образом у него оказались огромные суммы денег, спрятанные под кроватью»[99].

Пожалуй, любителям тезиса о том, что в вермахте не было воровства и взяточничества, стоило бы ознакомиться с мемуарами Бруно Винцера. Да одного ли его…

За икрой на самолете

Зато военное начальство, как правило, во все времена изыскивало возможности ни в чем себе не отказывать.

Любопытную подробность из быта руководства люфтваффе неожиданно обнаружил Питер Бамм на Таманском полуострове:

«В Темрюке был рыбоконсервный завод, и однажды я встретил человека в черной шляпе, с зонтиком в руках и в галошах на ногах. Он только что прибыл из Гамбурга. Я вежливо с ним поздоровался, он в ответ приподнял свою шляпу. Как оказалось, он был управляющим этим заводом. Он спросил меня, чем я тут занимаюсь. Когда я поведал ему о том, что здесь мы лечим раненых из района болот, он тут же предложил поставлять нам свежую икру. Таким образом, каждый день бочонок вместимостью до 5 килограммов икры самого высшего сорта отправлялся на специальном самолете в штаб военно-воздушных сил, а другой точно такой же бочонок доставлялся на крестьянской телеге бывалым солдатам, заболевшим в болотах»[100].

Каждый день для штабных служак ВВС самолет в Темрюк гонять за 5 килограммами икорки — это сильно. Кто-то ничего не понимающий во вкусной и здоровой пище мог бы разом сотню или две 5-килограммовых бочек одним бортом отправить. Казалось бы, так практичнее, рациональнее сделать, чем ежедневно самолет гонять. Но видимо, в штабе военно-воздушных сил «тащили» нелегкую службу истинные гурманы, которым непременно свежей икры хотелось. Иначе объяснить ежедневные полеты с пятикилограммовой загрузкой машины просто невозможно.

На фоне такой гастрономической продуманности идиотизм отправки в Сталинград презервативов, рыбьего корма, майорана и хорватских крестов выглядит особенно пикантно.

* * *

Но почему становилось возможным подобное тому, что случилось со снабжением войск вермахта под Москвой, в Сталинграде, да и на многих других участках Восточного фронта?

Известный немецкий историк, профессор Университета бундесвера в Гамбурге Бернд Вегнер, с немецкой четкостью определил причины, из-за которых страдало снабжение германских войск:

«…Слабостью вермахта была традиционная для немецкой военной традиции недооценка роли снабжения, логистики. Одаренные и честолюбивые офицеры немецкого генштаба стремились заниматься оперативным планированием — но никак не снабжением. На снабжение ставились менее одаренные, второклассные, третьеклассные офицеры. Занятие снабжением было повинностью: кто-то должен этим заниматься, но славы здесь не добьешься. Гитлер тоже не понимал до конца роли снабжения. Это была глубочайшая ошибка».

С мнением профессора трудно не согласиться. На снабжение у немцев действительно ставились «менее одаренные» персонажи, прямо скажем, не Шлиффены и не Мольтке. Иногда даже среди этих «менее одаренных» встречались откровенные идиоты, которым должность фельдфебеля доверить было бы преступлением. Да какой фельдфебель до отправки красного вина под Москву, рыбьего корма, манто и презервативов в Сталинград додумается, тут нужна глупость высокопоставленная.

И в том, что Гитлер «не понимал до конца роли снабжения», усомниться невозможно. Да это еще очень мягко сказано. Сколько же немецких солдат он заморозил своей неспособностью понять роль снабжения теплым обмундированием даже ко второй военной зиме в России? Сколько их из-за этого погибло, сколько под нож хирурга на ампутацию рук или ног легло — кто сумеет это подсчитать?

С точки зрения профессора Вегнера: «Еще один структурный дефицит Третьего рейха — то, что я называю «табуизация пораженчества». Немецкие генералы всячески избегали самой мысли о возможности негативного исхода операции и не создавали планов на этот случай. Если генерал хотел сохранить это влияние, он был обязан излучать оптимизм. Разумеется, офицер должен сохранять оптимизм. Но оптимизм не должен быть безрассудным. А среди нацистского руководства под подозрение попадал даже реализм. В итоге планировщики давали оптимистический прогноз даже тогда, когда понимали, что операция подготовлена недостаточно хорошо, что она может кончиться провалом. Руководство создавало иллюзии, которыми заменяло реальность. Отчетливо прослеживается, что уже начиная с 1941 года планирование проводилось в расчете на лучший из возможных сценариев развития ситуации. В то время как ответственное планирование требует и продумывания худшего варианта. Я помню, как я работал в Лондоне с британскими документами и с удивлением обнаружил, что Черчилль запрашивал своих генералов: что произойдет, если мы проиграем битву под Эль-Аламейном? Какие возможности останутся у нас в этом случае? Представить себе, что Гитлер отправляет в свой генштаб подобный вопрос, просто невозможно. Сама мысль о том, что битва может быть проиграна, уже была объявлена табу. Процесс принятия решений в Германии был в этом смысле совершенно иррациональным»[101].