Читать книгу "Ослиная Шура - Александр Холин"

Может быть, патриарх самолично заключил договор с мировым масонским правительством о развращении и спаивании будущего населения России или целовал туфлю папе Римскому, кто знает?

Недаром же английская леди Маргарет Тэтчер напрямую высказывалась, дескать, Россия для Европы нужна лишь, как кладовая сырьевых ресурсов, а населения для охраны и погрузки добытого сырья хватит в размере пятидесяти миллионов. Остальные русичи – щепки, которые летят, когда бравые европейские ребята лес рубят. Соображаете?

Даже в церковь проникли вездесущие бумажные души и торгующие душами нелюди. Таких Шура называла мягко, но довольно точно – чужие. И когда в петербургских церковных конторках московская паломница Александра Ослиная преодолела препятствия всех крючкотворов, то чётко почувствовала – так надо. Валаам был для неё чем-то другим, то есть, той основой, на которой держится ещё православие и куда надо попасть хотя бы для того, чтобы научиться давать отпор чужим. Первым и единственным апостолом пришёл на Русь Андрей Первозванный, который принёс в обетованную страну христианство. Не оттого, что русичи были лучше богоизбранных иудеев, а потому что Русь всегда и во всём являлась первой, как и явившийся апостол Андрей.

Но первым быть всегда тяжело. После насильственного Крещения Руси Киевским князем Владимиром христианство укоренилось и укрепилось на основе поклонений Сварогу, Даждьбогу, Перуну, Купалу и Ладе. Только необычное русское христианство мешало развиваться тому же католичеству, протестантизму и даже магометанству. Оттого-то патриарх Никон и устроил гражданскую резню в России. Именно с семнадцатого века появились христиане-новоделы, которые даже крестились тремя пальцами, как заповедовал Никон, заключивший с Римским папой унию, где согласился помочь сломать Русь.

Старообрядцы не стали воевать с обезумевшим патриархом-новоделом, который не смог найти ни одной иконы, где Саваоф, Христос или апостолы благословляли бы народ триперстием. Никон сжигал непокорившихся целыми деревнями, рубил пальцы, чтоб не крестились двумя, уморил в тюремной яме голодной смертью болярынь Морозову, Урусову, Данилову, сжёг и самого Аввакума, но не сломал Русь. О, наша Родина просто затаилась на время.

Ведь недаром сказано в Писании: «И придут тысячи лжепророков, и назовутся именем Моим». Эти слова, принявшего на себя муки за всех людей на земле, часто приходили Шуре в голову, особенно когда она уже сейчас, в наше время, сталкивалась с упрямым нечеловеческим непониманием или с откровенным желанием какого-нибудь очередного нелюдя сделать ближнему пакость ради процветания пакости.

Наконец-то всё позади. Сейчас она просто гуляла по причалу, отдыхая, не думая ни о чём. Нет, мысли всё же были. Разные. Повоевав немного с церковными чиновниками, ей вспомнилось вычитанное где-то: «Сен-Симонисты, чтобы теснее связать человека с человеком и приучить людей к любви, рекомендовали, например, пришивать пуговицы у сюртуков сзади, чтобы брат брату помогал при застёгивании. И все мы с удовольствием пришиваем своим братьям пуговицы сзади, чтобы они никак не могли их сами застегнуть».[21]

Ох, как это наглядно для всех случаев жизни, даже церковной! Ну, да Бог с ними со всеми. Не судите, да не судимы будете. Ведь всё кончилось хорошо. Вот и ладно. Сегодня после полудня должна отправиться на остров та самая вожделенная и долгожданная оказия, ради которой Шура оказалась здесь, и мысли потекли по другому руслу. Впереди встреча с островом, с монастырём. Что-то там ждёт её? И действительно, не лучше ли было бы найти какого-нибудь батюшку-иконописца в Москве-матушке, чем тащиться за тридевять земель на священный остров?

Валаам – мужской монастырь. Почему она ехала именно туда, зачем? На этот вопрос, скорее всего, ответить не мог никто в подлунном. Но где-то на грани сознанья, там, где сон превращается в действительность и наоборот, отложились, записались, напечатались слова, произнесённые когда-то в Шурочкином сне самой Богородицей: «Валаам – русский Афон, езжай туда. Я, афонская игуменья, буду ждать тебя».

Вдоль берега прошлёпал катерок, деловито ворча. Глядя на разбегающиеся от него волны, Шура вспоминала прошлую жизнь, как это бывает у некоторых перед смертью. Но воспоминания никак не хотели выстраиваться стройной линией. Скорее всего, это были обрывки не только прошлого, но и будущего, не говоря уже о настоящем. Время имеет причудливый рисунок – иногда оно перепутывается так, будто с его нитью успел поиграть шаловливый котёнок и человек безуспешно пытается понять: где он? кто он? зачем он?

Телёнок Роби исчез вместе с дарёным портретом, то есть, с иконой дьявола. Исчез, похоже, надолго. Скорее всего – навечно. Так решила сама Шура, и Роберт стал сразу чужим, отрезанным, ничего не значащим представителем далеко не лучшей половины человечества. Человеческую натуру не спрячешь ни за какой маской. Шурочка с детства была неплохим психологом, но в тот раз, по завершении работы над физиономией проклятого ангела, председателя колхоза отвергнутой нечисти, какая-то дурацкая эйфория, желание эпатировать и покорять полностью овладело её сознанием. Скорее всего, в характере появилась черта уверенности в своих силах.

Вероятно, поэтому и вручила законченную работу вовсе не заказчику и даже не любимому, а так, проходному проходимцу, старающемуся сделать бизнес на иконографии и антикварных раритетах. Может быть, торговец душами заслуживает такого подарка, но сама-то Шура согласилась написать икону, желая доказать кому-то, что она ещё о-го-го какая! Что ещё чего-то может! Но что ты можешь, несчастный человек, без Божьего благословения? В общем, сама виновата, сама расплатилась – всё имеет свою цену, даже бесценная, бессмертная душа, поэтому неизменная расплата иногда не приносит никакого удовольствия.

Один единственный раз, где-то уже год-полтора спустя, она увидела Роберта на Измайловском вернисаже. Эта встреча была удивительна и запомнилась потому, что вместе с Робертом был… Герман! Оба оживлённо обменивались мнениями, бродя в рядах торговцев иконами, картинами и прочими поделками русских художников. Когда и где они успели познакомиться?

Ах, не всё ли равно. Важно, что ни тот, ни другой не надоедали Шурочке своим вниманием. Почти сразу за сгинувшим в никуда Телёнком Герман также пропал, вычеркнул себя из её жизни. Но Шура была искренне благодарна за такой неожиданный подарок. Благо, он ни разу не вспомнил про неполученный заказ, и это Шуру очень устраивало. Уж с кем-кем, а с Германом ей хотелось общаться меньше всего. Во всяком случае – сейчас. Что можно хорошего ждать от колдуна, чернокнижника, первосвященника из капища падшего херувима? Недаром он так носился с идеей иконы! И соблазнил художницу именно тем, что никто ещё не пытался писать образ падшего ангела под таким ракурсом!

Кстати, похоже, икона Телёнку понравилась, и он с удовольствием молится на нового владыку, ведь после торжественного вручения этого презента его как корова языком слизала. И Герман по-английски освободил девушку от ненавязчивой опеки. Для девушки прошлое с этими спутниками по жизненному пути сейчас представлялось неожиданным кошмаром, в который она не возвратилась бы ни за какие коврижки!