Читать книгу "Жизнь в мелкий цветочек - Марта Кетро"

— Хочу. Но я-то держу себя в руках, — несколько высокомерно ответила я.

Между тем он достал из хлебной корзинки армянский лаваш, развернул и злорадно захохотал: порядочный кусок был грубо отожран. Я как-то совершенно забыла, что буквально час назад всё-таки не удержалась.

В одиннадцать утра меня разбудила эсэмэска, волевым усилием я встала и, под давлением чувства долга, оделась. Но рассудок ещё спал, поэтому действительность воспринимала как-то опосредованно.

И вот вижу на кухне своего мужа, который тоже спит, но при этом варит кофе. Стоит этак расслабленно, выпятив волосатый живот для равновесия, а я как раз сбоку на него смотрю. И отчего-то умиляюсь до самой глубины своей дремлющей души:

— Какой же ты… на ангела похож!

— Почему?

— У тебя пузо круглое, как крылушки сложенные!

Просто некоторые ангелы летают на спине.

У нас в прихожей, кроме старых газет и пыли, лежит ещё вот такенный нож на шляпной полке и топор за калошницей. Это понятно, вдруг кто незваный зайдёт. Не то чтобы мы были негостеприимны, но мало ли. В Крыму, например, когда в палатке ночевали, у мужа под подушкой тоже всегда топорик лежал. Придут ночью местные гопники хиппей-пацифистов пощипать, типа покурить не найдётся? а тут мой волосатый сюрприз вылезает с колуном — не курящие мы, извиняйте. Всегда извиняли, без звука.

А дома хранится изысканного вида топор с округлым лезвием и багром, выкрашенный бронзовой краской. История его появления в семье такова.

Один Димин друг скрал эту нужную вещь с какого-то древнего пожарного щита, ну и решил моему мужу похвастать. Дима покрутил топор в руках и сказал тоном, не допускающим возражений:

— Дай поиграть.

Через месяцок мне надоело спотыкаться в прихожей, и я спросила, не пора ли вернуть штуку хозяину.

— Та не. — В трудных случаях мой муж переходит на суржик.

— А что так?

— Та ему ни к чему этот топор. А мне надо.

— А зачем, скажи мне, он тебе нужен?

Я ожидала услышать что-нибудь про городские джунгли, полные опасностей, и картонные двери, но правильный ответ был другой:

— Ты не понимаешь! С двумя такими топорами я могу забраться на деревянную стену! Хоть на четыре метра!

— Дима. У тебя нет второго топора. У тебя даже нет деревянной стены. Верни топор!

— Та не. Мне надо.

И вот уже который год он лежит там, за калошницей. Но всякий раз, когда я его нечаянно нахожу, перед моим внутренним взором встаёт величественная картина: мой муж с двумя бронзовыми топорами стремительно возносит свой центнер на четырёхметровую деревянную стену. И это, чёрт побери, прекрасно.

Примерно в пять утра я вплыла на кухню голышом, придерживая сиськи под углом семьдесят градусов к линии горизонта. Муж смирно плёл бубен и смотрел киношку.

— Скажи мне, это срочно: вот если бы ты хотел на мне жениться, а я бы отказывалась, ты бы скакал вокруг меня с конями? — В постели я читала «Зорро», там отвергнутые женихи совершали подвиги и преступления, дрались на дуэлях и, да, гарцевали около возлюбленных на лошадях. И я увидела эти тонкие конские ноги, мелко переступающие в пыли, и поняла, чего мне в жизни остро не хватает.

— Здрасти! А то я не скакал?!

— Да когда это?!

— Ты три года меня изводила!

— Но я же с тобой иногда спала, так что не считается.

— Вот, сначала спала, а потом изводила, потом опять спала, а потом опять изводила. Я чуть не спятил, уж и так и эдак к тебе…

— Но с конями-то не скакал! Жизнь прошла зря. — И я ушла, заламывая сиськи. А он ещё некоторое время бормотал на кухне:

— С конями. Да убил бы давно, если б не любил. С конями…

Но минут через пятнадцать пришёл спать, и мы, коротко говоря, помирились.

Уже засыпая, я вдруг приподняла голову от подушки и спросила:

— Слышь, а где у меня тут хвост должен быть?

— Где копчик. — Мой муж обладает бесценным качеством: сначала отвечает на вопрос, а уж потом интересуется: «А зачем тебе?» — Под крестцом.

— Копчик, он вона где, а крестец вона где. Меж ягодиц, штоль, должен торчать? Меж ягодиц торчать, штоль, должен? — перефразировала я покрасивей.

— Нет, там конец копчика, который, собственно, остаток хвоста, а начинается он от крестца.

— Ага. Ну ладно. Ну хорошо. А почему, вот почему он отвалился?!

— Не нужен стал.

— Нет, ну почему именно он? Сколько атавизмов в человеческом теле, а? Зубы мудрости, волосы, брови — вот они почему остались, а полезный хвост отпал? Вот зачем тебе брови, а?!

— Да он всё равно был бы короткий, ну чего ты, спи.

— Короткий, да мой. Прикинь, были бы критерии красоты, мускулистые хвосты, жирные хвосты… нет, жировых тканей там нету, но мышцы можно накачать, да? Да? Эй, не спи. Да?

— Уснёшь теперь. Я теперь до пяти утра буду твой хвост представлять.

Почему-то меня это успокоило. Хорошо, когда кто-то думает про твой хвост.

— Да ладно. Он всё равно не пушистый был бы, а как у мартышки, лысый и неинтересный. Спи уже, извращенец.

Логика и справедливость. Логика и справедливость. Вот что мы потеряли вместе с хвостами.

Беседуем с Глорией о рекламе, между делом предлагаю апельсинчик, она отказывается, но иногда посматривает на них и через некоторое время всё-таки берёт:

— Вот она, сила визуальной рекламы.

— Да, — я воодушевляюсь, — это всегда работает, а ведь они всего лишь просто лежали! А представь, если бы ещё стали танцевать, петь и пускать сок, как это обычно бывает по телику?!

— Боюсь, если бы они стали танцевать, петь и пускать сок, я бы остереглась их есть. Хотя, нет, возможно, я бы успела загрызть парочку, прежде чем… — Глория очень смелая и всегда готова к тому, чтобы дорого продать свою жизнь.

Далее обсуждаем книгу Исабель Альенде «Зорро». Я говорю, какая она потрясающая, гениальная и всё такое.

Глория:

— Ну, ты, надеюсь, понимаешь, что не Исабель его придумала? Это чистый постмодернизм, основа — мексиканские легенды.

Я ошеломлена:

— Как? Он всегда был? Он не из комиксов? Я думала, он как Бэтмен. — Пауза, с зарождающейся надеждой: — Эй, а Бэтмен, Бэтмен, он тоже всегда был?!