Читать книгу "Зима тревоги нашей - Джон Эрнст Стейнбек"

Вряд ли найдется на свете человек, который не любит давать советы. Поскольку я все-таки продолжал оказывать некоторое сопротивление, наставник мой начинал все больше и больше горячиться и вдаваться в подробности.

— Хорошо, сэр, подумаю, — сказал я. — То, что для вас проще простого, для меня головоломка. И, конечно, мне надо посоветоваться с Мэри.

— Вот это, по-моему, зря, — сказал он. — Женский пол стал у нас слишком уж деятельный.

— Но ведь наследство-то ее.

— Вы скорее угодите ей, если преподнесете сюрпризом солидный куш. Им так больше нравится.

— Боюсь показаться вам неблагодарным, мистер Бейкер. Но я тяжелодум. Мне надо как следует все обмозговать. Вы слышали, что Марулло собирается в Италию?

Взгляд у него сразу стал настороженный.

— Совсем?

— Нет, на время.

— Надо думать, он позаботится, чтобы место осталось за вами, на случай если с ним что-нибудь приключится. Годы его не молодые. Завещание есть?

— Не знаю.

— Смотрите! Нагрянет свора итальянской родни, и вы окажетесь без работы.

Пришлось уйти под прикрытие спасительной неопределенности.

— Я столько от вас узнал, что всего сразу не прожуешь, — сказал я. — Но все-таки не согласитесь ли вы дать мне хотя бы общее представление о том, с чего все начинается?

— Могу сказать вам только одно: развитие города во многом зависит от транспорта.

— Ну что ж, трансконтинентальную линию дотянут и до нас.

— И все-таки это слишком долгий путь! Те, кто нам нужен, крупные дельцы с крупными капиталами, предпочитают путешествовать по воздуху.

— А у нас нет аэропорта?

— Вот именно.

— И мало того — нет и места, где его выстроить, разве только срыть холмы вокруг города.

— Слишком дорогая затея. Не окупит себя.

— Тогда что же вы думаете предпринять?

— Итен, не обижайтесь и положитесь на меня во всем. Сейчас я ничего не могу вам сказать. Но обещаю: если деньги у вас будут, вы не прогадаете. Я имею в виду нечто совершенно конкретное, хотя тут еще требуются кое-какие уточнения.

— Я, может, этого и не заслуживаю.

— Старинные семьи должны держаться вместе.

— Марулло тоже входит в вашу группу?

— Нет, что вы! У них там своя компания, они действуют самостоятельно.

— И, кажется, весьма успешно?

— Слишком успешно. Не нравится мне, что эти иностранцы пролезают буквально во все щели.

— Значит, ждать седьмого июля?

— Разве я это сказал?

— Нет, мне, наверно, так послышалось.

— Наверно.

И тут, покончив с обоями, вернулась Мэри. Мы сказали и проделали все, что положено по ритуалу, и медленно пошли домой.

— Как они мило нас приняли, лучшего и желать нельзя. Что он тебе говорил?

— Все то же самое. Чтобы я для начала пустил в оборот твои деньги, а я этого не хочу.

— Я знаю, милый, ты беспокоишься обо мне. Но, по-моему, будет очень глупо, если мы не воспользуемся его советом.

— Не лежит у меня к этому душа, Мэри. А вдруг он ошибается? Ты же останешься ни с чем.

— Слушай, Итен, если ты этого не сделаешь, так и знай, я сама к нему пойду со своими деньгами. Вот увидишь!

— Дай мне подумать. Я ни во что не хочу впутывать тебя.

— И не надо. Ведь счет в банке у нас общий. Помнишь, что вышло на картах?

— О господи! Опять эти карты!

— Да! Я им верю.

— Если я потеряю твои деньги, ты же меня возненавидишь.

— Нет. Мое богатство в тебе. Так Марджи нагадала.

— То, что Марджи нагадала, так мне в голову запало, что, покуда буду жить, буду в памяти хранить.

— Оставь свои шуточки.

— Может, это и не шуточки. Как бы богатство не повредило тихим радостям нашей нескладной жизни.

— Не понимаю, каким образом небольшие деньги могут чему-то повредить. Я не говорю о больших деньгах, а так… Чтобы хватало.

Я молчал.

— Ну, Итен!

Я сказал:

— О прекрасная принцесса! Не бывает так, чтобы денег хватало. Одно из двух: денег нет совсем или денег не хватает.

— Неправда.

— Нет, правда. Помнишь техасского миллиардера, который недавно умер? Он жил в гостиничном номере с одним чемоданчиком. Не оставил после себя ни завещания, ни наследников, но при жизни денег ему не хватало. Чем человек богаче, тем ему больше и больше нужно.

Она сказала ироническим тоном:

— Да, это, наверно, великий грех, но мне хочется купить новые занавески в гостиную и поставить котел побольше, так чтобы четыре человека могли принять ванну в один и тот же день, а я вдобавок — и вымыть посуду.

— Я не о твоих грехах сокрушаюсь, дурочка, а отмечаю факт, закон природы.

— Мало же в тебе уважения к человеческой природе.

— Не к человеческой, дорогая моя Мэри, а к природе вообще. Белки запасают орехов в десять раз больше, чем им потребуется. У хомяка брюхо того и гляди лопнет, а он все сует и сует за щеки, будто в мешок. А сколько умные пчелки съедают меда и сколько они, умницы, его выделывают?

Когда Мэри теряется, чувствуя себя сбитой с толку, она брызжет гневом, как спрут — чернильной жидкостью, и прячется в этом темном облаке.

— Противно слушать, — сказала она. — Хочется хоть немного порадоваться, так где там, разве ты позволишь!

— Нет, родная, не радость меня страшит, а горечь неудовлетворенности, сумятица, чванство, зависть — все, что несут с собой деньги.

Бессознательно она, вероятно, боялась того же. Она так вся и ощетинилась; поискала, где у меня больное место, нашла и с вывертом всадила туда колючки слов:

— Вот, полюбуйтесь! Продавец из бакалейной лавки, ни гроша за душой, а разглагольствует о вреде богатства. Можно подумать, ты в любую минуту способен добыть кучу денег, стоит тебе только захотеть.

— И добуду.

— Каким образом?

— Вот в том-то и вся загвоздка.

— Ничего ты не можешь, а если бы мог, давно бы у тебя все было. Хвастовство — и больше ничего. Обычная твоя манера.

Желание причинить другому боль рождает в нас злобу. Лихорадка уже овладела мной. Свинские, исступленно яростные слова поднимались во мне, как яд. Я ненавидел угрюмой ненавистью.

Мэри сказала:

— Смотри! Вон, вон там! Видел?

— Где? Что?