Читать книгу "Принц-потрошитель, или Женомор - Блез Сандрар"

Ведь какова, в сущности, предыстория всего этого?

Появляются два центра бурного развития жизни: арктический и антарктический. Ледяные шапки обоих полюсов тают. Два течения устремляются с севера на юг и с юга на север. Экватор скрывается под водой. Появляются и раздаются вширь, становясь все огромнее, два океана: Тихий и Атлантический. Поднимаются из воды новые континенты, они передвигаются по поверхности, смыкаются, на юге — Африкано-Бразильский, на севере — Европео — Сибирский. Великое северное течение постепенно угасает (его следы сейчас обнаруживают в Беринговом проливе). Южное существует и по сей день, оно проходит вдоль западного побережья Южной Америки и ныне зовется течением Гумбольдта. На экваторе воды вздуваются и приходят в движение, устремляясь на Восток. Гигантские массы воды притягиваются восходящим солнцем. Позже Амазонка, Гольфстрим, Средиземное и Красное моря затопляют Лемурию — так появился Индийский океан. Именно у истоков Амазонки следует искать колыбель того, что стало культурой доисторического человека третичного и четвертичного периодов. Где, как не на берегах этой реки, есть шанс обнаружить следы миграции примитивных людей?

Здесь мы покидаем сферу гипотез и погружаемся в область возможного.

Современный мир заселялся с запада на восток. Поток человеческих поколений следовал по течению вод, в восточном направлении, устремляясь навстречу восходящему солнцу, словно робкие ростки, еще бледные и влажные, которые тянутся туда же, поворачиваются к брезжущему свету, уподобляясь животным, а еще — великой миграции птиц. Следовательно, колыбель современного человека — Центральная Америка, а точнее — берега Амазонки. Именно оттуда двуногие отправились заселять землю, сделав ее приблизительно такой, какой она стала сегодня, по великолепному слову поэта:

Когда река Амазонка, пришедшая с запада,

Текла посреди земель Европы и Азии,

Увлекая за собою кишащие людьми острова, громадные, как континенты, Словно листья гигантских водяных лилий, усеянных колониями лягушек.

Колыбель современного человека находится в Центральной Америке; следы древних стоянок, так называемые захоронения костных остатков в Калифорнийском заливе, костяные обломки с рукотворными насечками, которыми усеяно все атлантическое побережье, аргентинские «арадерос», бразильские «амбаки» могут о сем свидетельствовать. Все эти громадные скопления обломков, кучи раковин, рыбьих скелетов, костей птиц и млекопитающих, горами высящиеся то там, то здесь, доказывают, что весьма многочисленные людские сообщества обосновались в этих местах раньше, чем мы предполагали до недавних пор, — задолго до первых известных нам исторических дат… А современный поход цивилизации с востока на запад есть не что иное, как возвращение к истокам. (Именно то, что и называют Историей.)

Потому-то, если доисторическому обществу были ведомы многие формы искусства, если пещерный человек умел создавать такие фрески, какие и сегодня переполняют нас восхищением и удивляют совершенством, если гиперборейцы научились покрывать резьбой известняк, китовый ус и олений рог, делать хватающие за душу зарисовки из жизни мамонтов или зубров и составлять повествования в картинках, так же отличающиеся от рисунков, как стенография от простой записи слов, если дикари Америки, Африки и Австралии умели рисовать, писать красками, владели резьбой и ваянием по дереву и камню, строили хижины, храмы, крепости, пели, плясали, сочиняли музыку, придумывали разные истории и передавали их изустно от начала времен; это была головокружительно изощренная артистическая деятельность, которую и в наши дни мы еще ни во что не ставим, хотя уже не осмеливаемся отрицать таковую, — то люди белой расы, высадившись в Америке, разом открыли для себя единый и незаменимый принцип человеческой деятельности, одновременно воспитывающий и подчиняющий своей власти, — принцип утилитарности.

Когда весть об этом дошла до старушки Европы, древние народы храмовой культуры пробудились ото сна, воспрянули, вернулись к сознательной жизни, сбросили оковы — будь то свободолюбивая Ирландия, империалистическая Италия, националистическая Германия, либеральная Франция или огромная Россия, пытающаяся скрестить Восток с Западом, призывая на помощь мирный коммунизм Будды и воинственный Карла Маркса. С другой стороны Земли совсем новые страны, из которых иные были больше, чем вся Европа, разочаровавшись в этических установлениях Старого Света, отказались от них. Даже в самых миролюбивых и нейтральных, наиболее устранившихся от активной жизни государствах чувствуется работа разрушения — что-то, давно разъеденное древоточцами, разваливается в труху, какие-то верования враждуют между собой, в душах зреют иные убеждения, подают первый запинающийся голос начатки новых религий, а старые меняют кожу, рождаются теории: туманные плоды воображения или оформленные системы — и все они воюют с тем, что всего лишь полезно. Никто больше не ищет абстрактной истины, все взыскуют сущностного смысла Жизни. Никогда до сих пор человеческий разум не подвергался натиску потока идей, прущего под таким давлением. И не только в политике — не в меньшей степени среди людей искусства или специалистов по основополагающим проблемам экономики: классические установления нигде не смогли устоять под этим напором. Все трещит и поддается — вековые устои и временно возведенные леса новейшей и хитроумнейшей конструкции. В плавильном горниле освобождения, на звонкой газетной наковальне перековываются, меняя форму и структуру, все связки и тяжи, скрепляющие остов современной мировой политики.

Среди этого мнимого хаоса одна из форм человеческого сообщества доказывает свою насущность и начинает главенствовать во всеобщем беспорядочном движении. Она трудится и создает новое. Преобразует все ценности, прибегая к шумным и разрушительным акциям. Только она сумела всплыть наверх вопреки всем случайным стечениям обстоятельств. Никакая классическая теория, философская абстракция или идеологическое построение — ничто не могло ее предугадать. Это мощная сила, на сегодняшний день объемлющая весь земной шар, мнущая его, как тесто, придавая всему новую форму. Имя ей — большое промышленное производство, организованное по капиталистической модели.

Анонимное общество.

Эта сила действует согласно принципу полезности, чтобы дать бесчисленным народам земли иллюзию совершенной демократии, счастья, равенства и комфорта. Возводятся порты, становящиеся ее краеугольными форпостами, многоярусные шоссейные дороги, геометрически выверенные города. Затем приходит черед каналов и железных дорог. И наконец — мосты, деревянные, стальные и те, что растянуты на металлических канатах. Заводы кубических форм, а в них — машины, внушающие оторопь своей сложностью и громоздкостью. Миллион маленьких смешных аппаратиков, делающих всю домашнюю работу. Тут уж можно вздохнуть с облегчением: вся обыденная жизнь наполняется нужным автоматизмом. Это эволюция. В геометрической прогрессии. Неумолимое приложение интегрального закона, закона сохранения принципа утилитарности: ведь инженеры, заново открывшие для нас норму, не ведают иных, кроме определяемых данным принципом, условий протекания этой социальной эволюции, которую сами же и провоцируют (гигиена, здравоохранение, спорт, роскошь!). Они, что ни день, создают новые орудия и приборы. Все линии обращены внутрь, никаких выступов, обширные опорные плоскости, выдерживающие вибрацию и гасящие колебания; во всем — простота, элегантность, чистота. Для этих нужд надобны новые формы и более приспособленные для конкретных функций материалы, закаленные стали, пучки стеклянных нитей, покрытые медью детали и никелированные поверхности — все, что непосредственно связано со скоростью. Тому же служат слепящее освещение, выверенные оси, низко опущенные шасси, обтекаемые кузова, летящие линии, тормоза на каждом колесе, использование драгоценных металлов в конструкции двигателей, новых материалов для кузовов… Повсюду большие гладкие поверхности: чистота, отчетливость, шик. Ничто более не напоминает коня и экипаж минувших дней. Глазу явлена новая совокупность линий и форм — шедевр в области пластического искусства.