Читать книгу "Темные силы - Михаил Волконский"

— Все это вздор! — заявил Орест, успевший соскучиться за длинным рассказом француза. — И мистика эта, и духи — все это вздор! Пусть они попробуют бильярд перевернуть, вот тогда я поверю, а столы… все это пустяки! И ваш дух вам наврал, потому что мой Александр Николаев — самый настоящий и доказательством тому служит, что он получил наследство, как раз от неизвестного ему отца, о чем приезжал ему сказать важный господин в карете!

— Позвольте, какое наследство? — спросил француз.

— В Голландии где-то, небольшая мыза.

— Небольшая мыза… в Голландии… — повторил француз, — да, это именно так! Во всяком случае, я желал бы видеть вашего Александра Николаева!

— Но для этого мне опять придется съездить в Петергоф, — проговорил Орест, хватаясь за случай вознаградить себя за сделанный промах.

— Отлично, так поедемте вместе! — предложил француз.

«Опять глупо!» — подумал Орест и попробовал сказать:

— Нет, зачем же вам беспокоиться?

— Нет, напротив, отчего же? Мне ведь хочется поскорее увидеть…

— Тогда уж поедемте завтра! — согласился Орест, рассчитывая, что на сегодня ему трех рублей хватит, а до завтра еще далеко, и если ничего нельзя будет выдумать, то просто пустить завтра этого француза побоку.

— Отчего же не сегодня? — осведомился француз.

— Сегодня у меня дела!.. я тоже, — вдруг бухнул Орест, — принадлежу к тайному обществу. Вы не смотрите поэтому, что я так одет… вы меня можете встретить где-нибудь в салоне в совершенно ином костюме!

И, чтобы не завраться окончательно, Орест поспешил распроститься со словоохотливым и добродушно-назойливым французом.

Глава XXXVIII

Так и не нашел что сказать Саша Николаич в утешение Виталию. Сердце у него самого разрывалось на части и сам он находился в таком состоянии, что не мог даже говорить ничего, а мог только, как думал он, действовать.

Он решительно надел шляпу и шинель и вышел из дома, чтобы более туда не возвращаться, так как жизнь ему опостылела.

Он вышел на крыльцо. В это же самое время подъехал экипаж с придворным лакеем. В нем сидела Наденька Заозерская, которую Саша Николаич тотчас узнал.

Она тоже узнала его, и вдруг лицо ее просветлело, и она из дурнушки сделалась прехорошенькой.

— Александр Николаевич, вы?! — окликнула она Сашу Николаича, и ему не оставалось ничего иного, как, приподняв шляпу, подойти к ней, потому что не обратить внимания на нее было невежливо.

Привитая с детства воспитанность взяла в эту минуту верх над всеми чувствами Александра Николаича, и он быстро сошел со ступеней и приблизился к экипажу.

— Как рада вас видеть! — сказала Наденька. — Какими судьбами вы тут?

И она так ласково и, действительно, радостно поглядела на него, что самый черствый человек умилился бы ее взгляду.

— Я здесь живу, в этом доме! — нарочито подчеркнул Саша Николаич. — А вы какими судьбами приехали сюда?

— Вы тут живете? Бедный! — с откровенным сожалением протянула Наденька, взглянув на убогий дом. — Я слышала, с вами приключилось горе, я имела о вас известие от Дабича. Но неужели вы совсем бросили выезжать?

— Бросил, Надежда Сергеевна… я все бросил!

— Ах, не говорите так!.. ради Бога, не говорите так!.. Никогда не нужно отчаиваться! Поверьте, что есть на свете и добрые и хорошие люди!

— Их нет, Надежда Сергеевна!

— Есть, и вы, испытав горе, напрасно пренебрегли людьми! Это — гордость!

— Не я, а они пренебрегли мной, — возразил Саша Николаич. — Меня никто не хотел и не хочет знать…

— Напрасно, тут вы ошибаетесь. Ах, как бы я хотела поговорить с вами и разубедить вас! Приезжайте к графине Савищевой!

— Я не бываю там и не желаю быть!

— Да! Вы поссорились с ее сыном, я забыла, тогда приезжайте…

Наденька остановилась. Она не знала, что сказать. К себе, то есть к тетке, она пригласить не могла, потому что ее тетка совсем не принимала молодых людей и у нее бывал только небольшой кружок ее старых друзей, преимущественно придворных.

— Вот что, — сообразила Заозерская, — завтра устраивается пикник в Петергофе. Я там буду. Завтра последний день бьют фонтаны. Приезжайте! Встретимся в Монплезире. Мы все будем там и поговорим…

Саша Николаич горько улыбнулся. Он произнес:

— Благодарю вас, Надежда Сергеевна! Но кто знает, что завтра случится!

Наденька внимательно взглянула на него.

— Послушайте! — воскликнула она. — Вы чем-то растревожены сегодня сильно! Вы сами не похожи на себя. Вы бледны, ваше горе тяжело вам. Дайте мне слово, честное слово, что завтра приедете в Петергоф!

— Хорошо, я приеду! — сказал Саша Николаич, чтобы только закончить разговор.

— Приезжайте и вы увидите, что вам станет легче!

— Разве вы слово такое знаете? — спросил Николаев.

— Не одно — много слов, — ответила Наденька. — Поговорим. Надо верить. В этом доме должна жить портниха, воспитанница чиновника Беспалова. Мне нужно ее видеть.

У Саши Николаича невольно вырвалось:

— Зачем?

— Ах, мой Бог! Зачем бывает нужна портниха? Чтобы заказать ей туалет. Мне ее рекомендовала графиня Савищева.

У Наденьки не было средств шить себе наряды у дорогих портних и она поэтому должна была заказывать у дешевых и очень обрадовалась, когда Анна Петровна указала ей на воспитанницу чиновника Беспалова, которая умела шить великолепно.

Позвать к себе дешевую портниху Наденька не могла, потому что тетка одобряла и позволяла надевать на себя только платья, вышедшие из мастерской с фирмой. Наденька пускалась на хитрость и выдавала совсем дешевые платья за дорогие. Тогда тетка не входила в дальнейшие подробности и успокаивалась. Но Наденьке приходилось потихоньку от нее ездить по дешевым портнихам, и вот именно поэтому же приехала она и к дому Беспалова.

— Портнихи здесь больше нет, — сказал Саша Николаич. — Она уехала.

— И вы не знаете куда? — спросила Наденька.

— Не знаю.

— Жаль! Простите, что я вас заняла такими пустяками… Так до завтра! — кивнула она Саше Николаичу, прощаясь с ним.

Экипаж удалился, и Саша Николаич почувствовал, что его настроение как-то сразу же изменилось.

«Ведь вот, однако же, говорили обо мне, вспоминали! — раздумывал он, шагая по улице в распахнутой шинели. — Но все-таки она ошибается! И людей добрых нет на свете, и ничего она не может мне сказать утешительного… И никто не может!»

Он долго шел. Ходьба его утомила и не то успокоила, не то развлекла.

Был час завтрака и Николаев почувствовал голод. Бессонная ночь и физическое утомление давали о себе знать! И вдруг Саша Николаич совершенно случайно набрел на знакомый ресторан.