Читать книгу "Жребий брошен - Александр Прозоров"

Олег хотел было переспросить, что именно начинать — но нужные слова вдруг и вправду всплыли в его памяти, и их осталось лишь облечь в звуки и напитать энергией:

— Аттара храш коми, тхара, тзара, Тхор! Ананубис, кхор, тра Кнор, Кнор, Кнор-Кронос! Атахи! — Олег решил, что произнес все нужные просьбы и вскинул над мертвецом руку: — Вставай!!!

Мальчик открыл глаза и с каким-то недоумением уставился на руку с растопыренными пальцами. Потом резко поднялся и замер, глядя перед собой.

— Он знает необходимые для войны команды?

— Да, они известны всем, кого ты оживляешь. Кумаи распылили порошок с этим знанием над нашими долинами, а когда ты выступишь, рассыплют его на твоем пути.

Правитель движением фокусника извлек из рукава пергаментный свиток, развернул. Здесь была нарисована река с высовывающимися из воды рыбками, с лодками, с которых свисали сети, и множеством пристаней. А кроме того, на карте имелись искусно нарисованные темно-зеленые ельники и дубравы, светлые березняки, коричневые ленточки дорог, а самое главное — города. Последние походили на холмики с дверьми и круглыми окошками, но возле нескольких из них стояли и обычные, прямоугольные домики с острыми крышами и квадратными окошками.

— Смотри, чужеземец, — ткнул правитель пальцем в один из таких, отдельно стоящих домов. — Это столица Раджафа и его дворец. Он называется, как и моя страна: Каим. Три города на пути к нему из южных степей: Птух, Аналараф, Такем. Дорога к столице из степей широкая и удобная, а ближние к нам — узкие и идут по гнилым местам. Здесь народ больше рекой пользуется, оттого и дороги не бережет. Посему, по мысли моей, идти отсель тебе надлежит не по прямой. Там с ратью и завязнуть недолго. Поперва к степи двигаться надобно, через Киву, Ламь и Туеслов. Тут и заслона нет, и с силами вражескими небогато. Зато возле всех городов кладбища имеются. На сем пути лишних несколько сотен ратных поднять можно. А уж там можно поворачивать к цели. После того, как ты возьмешь столицу и пленишь тирана, народ с радостью отринется от Раджафа и провозгласит меня своим правителем. На сем война и закончится. Чему улыбаешься?

На самом деле Олег вспоминал, что, по всем канонам, правителем должен стать именно он, пришелец издалека, добившийся победы и свободы для всех — но вслух этого сказать, естественно, не рискнул:

— Думал ли я, отправляясь за торговым барышом, что стану воеводой у одного из могучих властителей в дальних землях, что обрету нового бога?

— Ты никогда не пожалеешь об этой удаче, чужеземец. Только привези мне победу! Когда ты выступишь?

— Мне нужно поесть, надеть броню, подняться в седло — и я готов.

— Меня радует твоя стремительность. — Правитель опять извлек из складок мантии пару предметов. — В этом мешочке водяное зелье. Отсыпь порошок в ладонь, зажми кулак, переверни руку и снизу вперед направь его туда, где тебе надобен мост. А вот камень. Когда ты захочешь со мной поговорить, просто возьми его в руку и смотри на него. Он слегка засветится, когда возникнет разговор между нами. Когда ощутишь желание взглянуть на шар без повода — это значит, что тебя вызываю я. Извлеки его и посмотри. Нужно ли тебе еще что-нибудь для успеха, чужеземец? Говори, пока есть такая возможность!

— Кажется… — задумался ведун. — Нет, не кажется. Я получил все, чего хотел. Я выступаю, мудрый Аркаим. Немедленно!

Легионы

Костер они развели на самом берегу реки, на две рогатки положили вертел с поросенком. Языки пламени скакали совсем рядом с обреченно вытянувшей ножки розоватой тушкой, и мясо быстро покрывалось румяной корочкой. Олег не видел причины таиться. Разве кого-то из порубежников побеспокоит одинокий огонек на сопредельных землях? Вот десятки, сотни костров — это да, это означает, что к границе подошла многотысячная армия. Примерно такая, что сейчас замерла в лесу окрест своего воеводы, сжимая копья и опираясь на щиты.

— Мы одни, друже, ты представляешь, одни! — не веря своему счастью, горячо твердил Любовод. — Токмо нам вся добыча, токмо нам весь прибыток. Да еще и ты за воеводу! Ну, свезло так свезло!

— Чему ты радуешься, друже? — не понял Середин. — Воинов-то нет никого! Кто тебе добычу продавать станет?

— А и расходов меньше получится, — расхохотался купец. — Сами все, что надобно, соберем!

— А мне и не надобно ничего, — тихонько молвил Будута. — Можно, я останусь? Чего мне… Зачем?

— Сиди, ты мне нужен, — сурово предупредил холопа Олег. — И без того людей никого почти со мной не идет. В драку тебя кидать не стану. Телегой первой править станешь. Бо без возничего и повозка с места не сдвинется.

— Какая драка? — охнул холоп. — От костра в лес по нужде не отойти. Стоят там все, не дышат, не шевелятся, слова единого не молвят. Жуть…

— А ты чего скажешь, Ксандр? — поинтересовался Олег у кормчего, что как раз срезал себе ломоть пропекшегося мяса.

— Нехорошо это все как-то, — пожал тот плечами. — Однако же, деваться некуда. Судно нам хоть какое добыть надобно, чтобы на Русь вернуться. А с прибытком вернуться — и того лучше. Хозяин прав: в кои веки на войне мы единственными купцами окажемся. Добыча немалой будет. Ради такого вонь от ратников странных можно и потерпеть. А от иных бед крест святой убережет. Не попустит душе пропасть в соблазнах и страхах греховных. Опять же, за правое дело, сказывают, биться будем.

— Да я знаю, что за правое… — Ведун срезал со спины поросенка длинный ломоть мяса, коричневатый с одной стороны и еще совсем розовый изнутри. Густо посыпал солью с перцем из стоящего на земле мешочка, растер. — Знаю. Да только тревожно как-то на душе. Неуютно.

— Перед доброй войной завсегда неуютно, друже, — хлопнул его по спине купец. — Ничего, милостью Велеса завтра реку перейдем, да и припомним каимцам друзей наших павших, ладьи утопленные да кошели пустые. Сквитаемся и по совести, и по прибыткам. Нешто жалеешь ты ворогов здешних? Своей-то крови проливать, чай, не придется. Ни своей, ни друзей наших. Так чего опасаться? Коли что не так сотворим, все едино не пострадает никто. Будута, куда пиво спрятал? Сюда тащи! Славный сегодня вечер, други. И утро завтра будет — славное…

* * *

За месяцы, проведенные на борту ладьи, ведун отвык и от тяжести брони, прижимающей к земле своим пудовым весом, и от жесткого седла, что пинает седалище при каждой попытке перейти на рысь.

Доспехи своим гостям законный правитель Кайма выдал ламинарные, похожие на рыбью чешую. Только не сверкающую на солнце, а мрачную, как душа палача — из вороненых пластинок размером с большой палец руки. Пластинки крепились на тонкий ремешок, который нашивался на куртку из толстой воловьей кожи с завязками на левом боку. По прочности он, пожалуй, не уступал кольчуге, но был жестким и неуклюжим, как кираса. Единственным его достоинством было то, что он заменял одновременно и броню, и поддоспешник, и в летнюю жару это избавляло от нужды поддевать еще что-то поверх рубахи. Шлем был обычный: ерихонка с несколькими конскими хвостами вместо бармицы, — а вот надевался он на бумажную шапку, неотличимую от танкистского шлема из далекого будущего. Даже застежка имелась медная и выпуклости над ушами. Конь же был серый в яблоках. Лошадей вообще для путников не пожалели — по три заводных и Середину, и купцу оседлали. Правда — ни одного вороного. Видать, черная масть ценилась превыше всего и береглась для своих, а прочего окраса было не жалко.