Читать книгу "Мечтательница из Остенде - Эрик-Эмманюэль Шмитт"

И в то же время она ругала себя за эту тоску. Эгоистка! Вместо того чтобы думать о нем, о его счастье, думает только о себе. Выискалась любовница: страхолюдина и медсестра никудышная, нет, правда, недоразумение, да и только. Вообще все в ней сплошное недоразумение!

Разбитая, измотанная, она толкнула дверь больницы — шла, опустив плечи, раздавленная неизбывной печалью.

Сумрачный коридор, ведущий к 221-й, никогда не казался ей таким длинным.

Снаружи косой дождь лупил по стеклам.

Переступив порог, она сразу заметила, что Карлу еще не сняли повязку. Она подошла, он вздрогнул:

— Стефани?

— Да, это я. Как дела?

— Похоже, операция не удалась.

Она вспыхнула. Какое счастье: он не увидит ее никогда! Теперь она готова посвятить ему всю жизнь, если он этого захочет. Да-да, она станет его личной медсестрой, особенно если время от времени оттуда, из своей слепоты, он будет говорить ей, что она красива.

В следующие дни она чего только не придумывала, чтобы утешить, — в ней ключом била энергия: после краха она вновь обрела надежду.

Больше недели она ходила в приподнятом настроении, так что ей даже удавалось облегчить его страдания.

Как-то раз, это было в среду, он вздохнул:

— А знаете, что меня здесь, в больнице, больше всего мучает? То, что я не слышу стука женских каблуков.

— У нас такие правила.

— Но они не дают мне поправиться, эти ваши правила! Не могу я выздоравливать под шебуршание тапочек и бахил. Мне надо, чтобы со мной обращались не просто как с человеческой особью, а как с мужчиной.

Она сразу испугалась его следующей просьбы, потому что предчувствовала, что отказать не сможет.

— Стефани, пожалуйста, не могли бы вы нарушить правила и несколько минут побыть тут в палате в ваших обычных туфельках, а не в этих, больничных, — ну ради меня?

— Но ведь… Даже не знаю…

— Вас могут за это выгнать?

— Нет…

— Умоляю вас, доставьте мне такое удовольствие.

— Я подумаю.

Стефани действительно не переставая думала — но прежде всего о том, что, собственно, она могла бы надеть. Если она влезет в свои всегдашние кроссовки, вряд ли Карла это порадует.

В свободную минуту она расспросила самых элегантных медсестер, и они посоветовали ей несколько магазинов.

Ее сослуживицы почти все были мартиниканки, поэтому Стефани, выйдя из больницы, спустилась в метро и поехала на север Парижа, на Барбес, в африканский район столицы, где в витринах теснилось множество туфель — попроще и поизысканнее, — и все не слишком дорогие.

Несколько раз ей хотелось развернуться и уйти: очевидно было, что многие из здешних магазинов рассчитаны только на проституток, — такие в них царили откровенные, агрессивно-броские формы, материалы и расцветки.

Как ей и советовали, она зашла в «Grand chic parisien» — неоновые лампы, нагромождение обувных коробок, продавленные, с вытершейся обивкой банкетки, залатанный линолеум выглядели непрезентабельно: магазин явно недотягивал до своего гордого названия.

Она все же настроилась, что не уйдет отсюда без покупки; правда, необходимость примерять туфли на каблуках пугала ее так же, как если бы пришлось, к примеру, отправиться на стажировку на дальние пастбища департамента Ланды. Однако с помощью продавщицы ей удалось подобрать каблуки такой высоты, чтобы ее не качало, и она решила купить две пары.

— Как вам эти?

Стефани прошлась в очередной паре.

— Эти не понравятся мужу.

— Не любит лакированную обувь?

— Нет, он слепой. Звук не подходит… они стучат так, будто школьница спешит к первому причастию… мне нужен более сексуальный звук.

Заинтригованная продавщица принесла несколько пар туфель более изысканной формы.

— Отлично, — похвалила Стефани, ошеломленная тем, что обнаружилась связь между видом туфель и звуком их каблуков. — Теперь мне нужно только подобрать цвет.

— С цветом будет проще, вы же его выбираете только для себя.

Эта идея подбодрила Стефани, подходящая модель уже была выбрана, и она купила две пары: черные и красные. Конечно, покупка лодочек карминного цвета ее немного смущала: Стефани сомневалась, что решится их носить, но в тот день благодаря Карлу она позволила себе запретное удовольствие, словно девочка, которая мечтает тайком от матери прогуляться в ее вечернем платье.

В четверг она сложила свои обновки в старую спортивную сумку и отправилась в больницу.

В десять минут одиннадцатого — момент, когда, она была уверена, ни один врач не зайдет в палату, — Стефани объявила на ухо Карлу:

— Я принесла.

Она прикрыла дверь, поставила у входа свои сандалеты-размахайки, чтобы можно было быстро в них запрыгнуть, если кто-то войдет, и надела черные лодочки.

— Займемся процедурами.

И она принялась за дело, порхая вокруг его кровати. Острые каблучки энергично постукивали по полу, замирали, когда она останавливалась, а потом легко скользили дальше.

Карл улыбался во весь рот.

— Какое счастье, — прошептал он.

Вдруг Стефани захотелось попробовать красную пару:

— Подождите-ка, я принесла еще одни. Они не так уж отличаются, но все-таки…

Она надела (на этот раз — для себя самой) другую пару, алые лайковые лодочки, и продолжала работать — радостная, немного возбужденная.

Неожиданно Карл спросил:

— У этих ремешки тоньше?

— Да нет.

— Они больше открывают ногу? Вырез глубже?

— Тоже нет.

— Может, они из змеиной кожи?

— Нет.

— Тогда какого цвета? Случайно, не красные?

Стефани, опешив, подтвердила, что он прав. Глазные нервы Карла пострадали в аварии, да и на глазах у него толстая повязка. Как же он догадался?

Ей стало не по себе, она пошла к двери, сняла лодочки и опять надела свои обычные рабочие сандалии, а туфли спрятала в сумку.

— Спасибо, — прошептал Карл, — вы меня побаловали.

— Но как вы угадали?

— Конечно, я не мог видеть, чем отличаются туфли, но в вас я почувствовал что-то такое… вы сами в них очень переменились: двигались по-другому, покачивали бедрами… Держу пари, что именно эти туфли вы надеваете, когда хотите произвести впечатление на Ральфа. Я прав?

— Ну…

— И голос мне ваш ужасно нравится, такой насыщенный, певучий, ровный. Странно, такие звучные голоса обычно у чернокожих женщин! А вы ведь не чернокожая?